– Не стану.

Всю себя этим обещанием отдаю. Крепче завязываю соединившие нас нити. Еще много чего хочу Зимину сказать, но не успеваю, потому что в наш мир на двоих вклинивается оглушительная телефонная трель. И я, как на замедленной съемке, читаю на светящемся экране «отец».

– Здравствуй, Матвей.

Громкая связь. Не надо прислушиваться.

– Привет.

– Как дела?

– Нормально.

– Да? А почему тогда мне звонит Андрей Латыпов и возмущается, что ты его сына до кровавых соплей избил?

– Он был не прав.

– Матвей!

Вопль раненного бизона на весь дом.

– Что?

– Делай выводы или мне придется принять меры.

Оставив последнее слово за собой, Сергей Федорович первым вешает трубку. Матвей с психа швыряет мобильник об пол. Мне же становится обидно за сводного брата до горечи во рту.

Он ведь за меня вступился…

– Не слушай его.

– Да пошло оно к черту все.

Я осторожно, чтобы не активировать бомбу, шепчу, Зимин, напротив, кричит, окатывая меня накопленной застарелой болью. Но его агрессия больше меня не пугает, не отворачивает от него, не понукает прятаться в скорлупу.

Теперь во мне достаточно смелости, чтобы не отстраняться от сводного брата и не мчаться наверх в спальню. Чтобы с легкостью выдерживать его требовательные грубоватые прикосновения и самой нетерпеливо сдергивать с Мота толстовку, стремясь скорее дотронуться до его раскаленной кожи.

Скинув с себя маску, я совершенно бессовестно рычу ему в губы, как дикая кошка, и прихожу в первобытный восторг от того, что Матвей избавляет меня от одежды в считанные секунды и плавится в таком же разрушительном огне, что и я. Вместе со мной преодолевает расстояние от коридора до гостиной, толкает на диван и вжимается своим напряженным телом в мое, заставляя забыть обо всем.

О нерешенных проблемах с родителями. О неприятном телефонном звонке с горчично-перцовым послевкусием. Даже о том, как меня зовут.

Здесь и сейчас имеют значение только его сильные руки, каменные плечи и дурман удовольствия, впрыскивающийся в кровь. Нестерпимая жажда, толкающая нас навстречу друг другу, и заставляющая творить сумасшедшие вещи, за которые мне обязательно будет стыдно завтрашним утром. Оставлять жалящие укусы на шее Матвее, вгрызаться зубами в его предплечье, бороздить острыми ногтями его спину.

И громко кричать от того, что каждая клеточка твоего существа охвачена жгучим трепещущим пламенем.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что вмешался с Латыповым. Я это ценю.

Благодарю Зимина тихо, когда мы с ним лежим, крепко обнявшись, и переживаем последствия испытанного нами мощнейшего торнадо. Легкая дрожь все еще пляшет на кончиках пальцев, которыми я вожу по вздымающейся груди Мота, стирая с кожи капельки пота. От ленивой истомы немеют конечности, а сердечная мышца пытается нащупать хоть сколько-нибудь нормальный ритм.

– Спи.

Шепчет мне прямо в макушку Матвей, не желая развивать начатую мной тему, и я охотно ему подчиняюсь. В мгновение ока проваливаюсь в блаженную дремоту и уже не чувствую, как сводный брат заботливо натягивает на мои обнаженные плечи одеяло. Бережно скользит ладонью вдоль позвоночника и даже громкость своего дыхания сводит до минимума, чтобы меня не разбудить.

Так что я расслабленно нежусь в кольце его надежных рук и просто-напросто теряю счет времени. Не знаю, какое сейчас время суток, и нагло дрыхну, восстанавливая истраченные резервы организма. Не фиксирую никаких звуков и открываю глаза далеко за полдень.

Немного расстраиваюсь от того, что не обнаруживаю Зимина рядом. Глажу примятую подушку, до сих пор хранящую пряный запах его парфюма, и заворачиваюсь в простыню, не имея ни малейшего желания искать разбросанную по всему дому одежду.

Шлепаю на кухню босыми ногами и торможу на пороге, засматриваясь на голую спину Матвея. Взглядом очерчиваю лопатки, жадно спускаюсь ниже и заливаюсь стыдливым румянцем, когда он резко оборачивается и считывает мои даже самые потаенные мысли. Хмыкает самодовольно и дергает уголками губ.

– Дыру протрешь.

– Ага.

Попавшись с поличным, покладисто соглашаюсь и завариваю нам чай, пока Мот раскрывает коробку с фирменным логотипом и раскладывает еще дымящуюся пиццу по тарелкам. Плюхается напротив меня, поджимая под себя одну ногу, и изучает со скрытым подтекстом, вынуждая нервно ерзать на стуле.

– Хочу дни до приезда родаков только вдвоем. Никакого универа, никаких пар, одногруппников, преподов. Deal? *

Скорее утверждает, нежели интересуется моим мнением Матвей, и я охотно иду у него на поводу. Не выбираюсь никуда из нашего убежища-дворца, фланирую по комнатам в рубашке Зимина на голое тело и бываю в кровати намного чаще, чем у плиты.

Выжимаю максимум из нашего уединения, подсаживаюсь, как наркоманка, на терпкую волнующую близость и верю, что мы с Мотом всесильны, пока один-единственный телефонный звонок не нарушает кажущее незыблемым равновесие.

– Алло. Да. Что? Скоро буду!

С волнением выцарапывает из себя сводный брат, торопливо ныряет в черную потертую кожанку и замирает на миг, впиваясь пальцами в мои плечи.

– Хочешь, с мамой познакомлю?

______________

*Deal – в переводе с англ. – "идет?", "договорились?".

Мот

– Хочешь?

Повторяю на выдохе и до мерцающих кругов перед глазами молюсь, чтобы Сашка ответила «да». Больше не контролирую ситуацию, не выгребаю свалившуюся на меня информацию, подобную бомбе, в одиночку и отчаянно нуждаюсь в поддержке сводной сестры.

Боюсь окунуться в чан с проклюнувшейся надеждой раньше времени и одновременно отращиваю крылья, которые упорно тянут меня вверх вместе с трясущейся под моими ладонями Бариновой. Она как будто всем своим существом чувствует мое возбуждение, разделяет ажиотаж и едва справляется с тем, чтобы устоять на месте.

– Конечно, хочу!

Кивает исступленно головой, цепляет на себя первую попавшуюся толстовку и скатывается вслед за мной по лестнице, бойко стуча невысокими каблуками черных ботинок на рифленой подошве по ступеням. Самое светлое во мне открывает, залечивает старые раны и заставляет думать о том, что я больше не один в этом пасмурном хмуром мире.

Так что я нетерпеливо выкатываю из гаража байк, любовно поглаживаю его идеальные литые изгибы, помогаю Сашке зафиксировать шлем и больше не могу ждать ни одной минуты. Выезжаю на улицу с ревом и быстро набираю скорость, торопясь поговорить с маминым лечащим врачом и получить что-то гораздо более определенное и подробное, чем «наметились некоторые положительные сдвиги».