Рой Клайд тоже орудовал вилами в загоне, отогнав перепуганных свиней в дальний угол. Но Мелисанде было не до него: она не могла налюбоваться мужчиной, рядом с которым провела эту ночь. Девушка не могла не признать, что он до умопомрачения хорош собой.

Стоило ей так подумать, словно она выкрикнула эти слова вслух, как он резко оглянулся и посмотрел прямо на нее, позабыв о своей работе. Их взгляды встретились, и Мелисанду буквально обожгло ясное синее пламя его глаз, особенно заметных на раскрасневшемся от работы лице. Эта картина, приправленная воспоминанием об украденном утром поцелуе, создала в воображении Мелисанды образ загадочного и опасного хищника. Опасного и в то же время прекрасного, как сатана. Ибо он тоже пытался соблазнить невинную девицу, играя на самых низменных, постыдных слабостях ее натуры.

Мелисанда поспешила отвернуться и сделать вид, что ничего не видела. Ей следует избавиться от своего спутника как можно скорее. Она и не заметила, как из безобидного чудака Флинн Патрик превратился в дьявола-искусителя.

И тут впервые за последнее время Мелисанда вспомнила свой странный сон. Она резко обернулась и с испугом посмотрела на этого Флинна. Он вернулся к работе, однако Мелисанда слишком хорошо запомнила синий блеск его глаз. Такой блеск можно сравнить с блеском благородной оружейной стали. Ясное синее пламя с серебристым оттенком, присущее лишь самым закаленным, острым как бритва клинкам. Да ведь это и есть принц из ее сновидений! И как она могла об этом забыть? Особенно после встречи у фонтана, почти в точности повторившей самый первый сон, посетивший ее около месяца назад…

Но этот человек определенно не мог быть достоин такого высокого титула, которым наделила его Мелисанда в угоду Джульетте и Дафне. Она тут же вспомнила ту неясную тревогу, что лишала ее душевного равновесия. Во сне ей казалось, что она испытывает к своему принцу самые нежные чувства. И в то же время она ощущала скрытую угрозу.

Внезапно ее осенило. Угрозу представляло ее собственное желание, разбуженное его близостью! Та самая аморальная, низменная страсть, что охватила ее не далее как нынче утром! Возможно, эти сны были посланы ей в качестве предупреждения? Возможно, именно необходимость поступиться своими желаниями в угоду морали внушала ей такую тревогу? Впервые в жизни Мелисанда испытывала столь неистовое физическое желание — и впервые в жизни не могла его удовлетворить.

Она снова отвернулась и пошла прочь от хижины. Она должна отделаться от него во что бы то ни стало. Но как? И каким образом она доберется до Лондона одна? При одной мысли об этом ее пробрала нервная дрожь.

По пути она в два счета может угодить в лапы к самым настоящим разбойникам. По крайней мере с этим мужчиной, извинившимся перед ней за свою выходку, она не подвергается риску быть изнасилованной.

И тут же внутренний голос ехидно добавил, что с этим мужчиной она подвергается риску отдаться ему добровольно.

Мелисанда передернула плечами и вернулась.

— Так-так, наша принцесса соизволила продрать глазки? — приветствовала ее появившаяся на пороге Мери Клайд. — Когда я была в курятнике и кормила кур, вы с братцем так мило обнимались…

Мелисанда повернулась и побрела куда глаза глядят.

— Между прочим, — заметил Флинн, снова топая по раскисшей от дождей дороге, — прояви ты хоть капельку учтивости — и нас наверняка накормили бы завтраком.

— Эта женщина — грязная грубая невежа и негодяйка. Я не стала бы унижаться перед ней даже в том случае, если бы она подала завтрак из десяти блюд!

— Черт побери! — расхохотался Флинн. — Да за такой завтрак я не побрезговал бы расцеловать прах у нее под ногами!

— Ах вот как! Недорого же стоят твои поцелуи, если ты готов сыпать ими направо и налево!

— Все еще думаешь об этом, да? — ухмыльнулся Флинн. Она залилась краской, а он снова расхохотался.

— А как мне не думать? — напустилась на него. Мелисанда. — С твоей стороны это было отвратительно и подло! Ты… ты воспользовался моей беспомощностью во время сна!

— Ну, если уж на то пошло, то это скорее ты воспользовалась моей беспомощностью во время сна!

— Я?!

— Ага! — Флинн с независимым видом сунул руки в карманы и поддал ногой камешек.

Дождя не было, сквозь тучи то и дело проглядывало солнце, и он чувствовал себя вполне удовлетворительно. Может быть, благодаря тому, что его одежда наконец-то высохла, он согрелся и даже успел слегка перекусить. А кроме того, Флинн все чаще ловил себя на мысли о том, что пусть на время, пусть только в воображении, но ему начинают нравиться это Богом забытое место и время, как бы странно оно ни выглядело. Во всяком случае, здесь он может не тревожиться об ответственности за свои поступки. Да, скорее всего он действительно рехнулся, но ему не придется писать к понедельнику эту проклятую предвыборную речь. Почему бы не отнестись к данному приключению как к самым лучшим каникулам в своей жизни? Конечно, в том случае, если ему удастся найти способ вернуться в свое время.

— Ага! — с удовольствием повторил Флинн. — Ведь это ты подкатилась ко мне под бочок посреди ночи. И ты вела себя более чем покладисто, когда утром я в полусонном, неосознанном порыве случайно тебя поцеловал.

— Это произошло нечаянно! — Мелисанда даже остановилась и притопнула ножкой от ярости.

Флинн ничего не мог с собой поделать. Он рассмеялся во все горло.

— И не смей надо мной издеваться! — взвизгнула Мелисанда. — Что это значит — случайно поцеловал?

— Я принял тебя за другую.

— За какую еще другую? Твою жену?

— У меня нет жены.

— Но тогда за кого?

— Я и сам толком не знаю. Просто за любую другую женщину, кроме тебя.

— То есть ты хочешь сказать, что еще не успел проснуться, но уже решил, что раз кто-то рядом с тобой спит — значит, ты можешь позволять себе все, что угодно? — Судя по всему, Мелисанда чувствовала себя оскорбленной до глубины души.

— А зачем же еще я взял бы женщину с собой в постель? — невозмутимо осведомился Флинн.

— Но мы были не у тебя в постели!

— Но я-то думал, что мы там! Теперь понятно?

Она пошла вперед с такой скоростью, что мокрый подол хлопал ее по ногам при каждом шаге.

— Я не имею права с тобой разговаривать, — сообщила Мелисанда, когда Флинн, запыхавшись, поравнялся с ней. — Ты — аморальный и наглый негодяй, и я тебе не верю.

Не зная, что на это ответить, Флинн машинально буркнул:

— О'кей…

— Что ты все заладил: «О'кей! О'кей! О'кей!» Как будто это что-то значит! Не понимаю, я совершенно тебя не понимаю! Как будто я не встречала американцев! Между прочим, я всегда находила с ними общий язык! И только тебя я понять не в состоянии! Я с тобой скоро совсем сойду с ума!