– Жаки считает, это крутая штука, – улыбаюсь я отцу в ответ. – Хотя она ее едва не покалечила.

Отец недоуменно смотрит на свой рабочий стол.

– Сейчас я закончу с этим, – качает он головой. – И покажу твоим друзьям, что и как у нас в доме.

Я решаю не говорить отцу, что я это уже сделал.

15) Алисса

– Линия перегружена. Попробуйте позвонить позже.

Точь-в-точь голос Сири, которая взялась работать гидом по картам «Гугл». Жизнерадостный, уверенный в себе и абсолютно бездушный. Я пытаюсь обзвонить больницы в районе Лагуна-Бич в надежде отыскать родителей, но ни в одну из них пробиться не могу. Отключаюсь и пытаюсь вновь.

Линия перегружена. Попробуйте позвонить позже.

Неужели компания «Веризон», которая так надежно обслуживала нас все эти годы, умерла, как и большинство телефонов? Как линии в Южной Калифорнии могут быть заняты, если практически все мобилы у людей отключены? Я набираю сообщение и посылаю Гарретту.

Проверка связи. Как ты?

Сообщение проходит.

Хор, – отвечает Гарретт, потому что «хорошо» – слишком длинное слово для современного мира. Значит, башни сотовой связи все еще работают. Пытаюсь позвонить вновь, набираю «девятьсот одиннадцать».

– Линия перегружена. Попробуйте позвонить позже.

С трудом удерживаюсь от того, чтобы не разбить телефон, потому что понимаю – секундное удовлетворение не скомпенсирует потерю. Во всем, что я делаю, есть и хорошая сторона, и это меня несколько успокаивает. Ведь если я так упорно пытаюсь отыскать родителей, вероятнее всего, и они с неменьшим усердием пытаются пробиться к нам. Было бы гораздо хуже, если бы связь работала, а мы не могли друг до друга дозвониться.

Я пытаюсь отвлечься от грустных мыслей и проверить, что делают остальные. Жаки дремлет на диване в игровой комнате. Отец Келтона в своем гараже, и оттуда доносятся металлические мужские звуки. Сам Келтон находится, похоже, одновременно во всех местах и с одержимостью сторожевой собаки пытается убедиться, что все под его контролем и все в порядке.

– Ты в порядке? – спрашивает он третий раз за этот час, встретив меня на лестнице.

– Да, – отвечаю я. – Все пока хорошо.

Мне нравится, что он беспокоится обо мне, но не слишком ли? И меня вдруг поражает мысль: Келтон Макрекен – и беспокоится? В какой странной вселенной я вдруг оказалась!

Миссис Макрекен занята в теплице с помидорами или с чем-то еще, что они там выращивают. Если моя мать в ситуации стресса занимается уборкой, то мать Келтона – возится в огороде. Затем в гостиной я вижу Гарретта, который напряженно смотрит в окно. Неожиданно он берет со стола декоративное блюдо и направляется к двери. Что он задумал? Гарретт выходит из двери, и мои сестринские инстинкты заставляют меня тенью скользнуть за ним. Мне бы остановить его, но я тихо наблюдаю за тем, что он собирается сделать.

Гарретт выбирается за ворота, доходит до дорожки, ведущей к нашему дому, ставит блюдо на землю и, отвернув крышку со своей фляжки, которую он носит через плечо, все ее содержимое выливает в блюдо. Теперь я все понимаю.

Это вода для Кингстона.

Гарретт стоит, опасаясь сделать еще хоть шаг к нашей двери. Дверь по-прежнему широко открыта и, хотя собак не видно, они могут быть где угодно. Они могли вообще убежать прочь, и при мысли, что мы можем никогда больше не увидеть Кингстона, мое сердце сжимается.

Гарретт, повернувшись, видит меня, и щеки его загораются румянцем. Он смущен.

– Это всегда была моя обязанность – наливать Кингстону воду, – говорит он, отводя глаза, – но я постоянно забывал это делать. За меня это делала мама. Но теперь она не может.

Я знаю, что у Гарретта было много причин так поступить. Да, это была не наша вода, но иногда, чтобы сделать что-то хорошее, нужно сперва сделать что-то плохое. И я понимаю, что и я должна кое-что сделать. И сделать так, чтобы хорошее перевесило дурное. Но в этом деле мне нужен сообщник.

– Гарретт, у меня есть для тебя задание.

– Задание?

Гарретт явно заинтересован.

– Мне нужно, чтобы ты пошел к Келтону и спросил его о том, что такое шахбокс, – говорю я.

Гаррет озадачен:

– Но я не хочу знать, что такое шахбокс.

– Не имеет значения. Я хочу, чтобы Келтон тебе это показал.

Насколько я знаю Келтона, эта просьба на час избавит меня от его пристального внимания. А поскольку миссис Макрекен занята в огороде, а ее муж играет со своими железками в гараже, у меня как раз появится необходимое окно во времени.

Гарретт соглашается – не потому, что понял, что мне нужно, а потому, что мне доверяет.

Мы пробираемся назад в дом и сразу же находим в коридоре маленькую корзинку для мусора. Я копаюсь в обертках, кусочках рваной бумаги и прочем мусоре, пока не нахожу искомое – объявление о собрании жильцов района. Читаю его вновь, на этот раз более внимательно. Собрание началось полчаса назад, возле дома Бернсайда.

Я хватаю рюкзак Келтона, выбрасываю из него его школьные принадлежности и, уверившись, что горизонт чист, иду к книжному шкафу возле лестницы – это дверь в потайное убежище.

Я не помню, какую книжку следует вытянуть, а потому перебираю их одну за другой, пока не нахожу нужную. Наконец дверь открывается, и я проникаю в волшебную пещеру, полную сокровищ, необходимых для выживания. Оружие, инструменты, консервированная еда и, что всего важнее, бутылки с водой.

Начинаю складывать в рюкзак полулитровые бутылки. Получилось только десять. И тут я замираю, неожиданно понимая, что уже не одна. Оборачиваюсь. В дверях стоит мать Келтона.

Застигнутая врасплох, я что-то бормочу, пытаясь оправдаться, потому что понимаю, насколько все это плохо выглядит, но тут лицо миссис Макрекен смягчается. Она одобрительно улыбается и говорит:

– Пару бутылок можно положить в карманы.

Протягивает мне бутылки и продолжает:

– И поторопись, собрание уже началось.

Я настолько ошеломлена тем, что застигнута врасплох, что ничего не могу сказать. Тогда миссис Макрекен молча поворачивается и исчезает в соседней комнате, словно меня и не видела.

Я иду по нашей улице, такой знакомой; но после того, что с нами произошло утром на побережье, ее вид едва не сводит меня с ума. У меня чувство крайней незащищенности – словно я стою, открытая всем ветрам и опасностям, и нечто собирается меня сожрать. То же самое я ощущала, когда, забравшись по пояс в воды океана, вдруг представляла, что где-то поблизости может крутиться акула. Я понимаю, что все это лишь в моей голове, но чувства были абсолютно идентичными. Приходится мириться с этими ощущениями и двигаться по улице. Я не хочу, чтобы меня видели выходящей из дома Макрекенов, потому что люди в этом случае поймут: я не так сильно хочу пить, как они. Но даже если они и не увидят, откуда я иду, то по одному моему виду поймут, что я недавно пила воду.