Раз-Два-Сникерс взяла щепотку грунта и понюхала. Ещё вчера она заметила на земле линию, похожую на след, словно какой-то почти невесомый предмет легко коснулся поверхности, оставив полоску на сухой почве. Сейчас это уже была не полоска. Чёткий отпечаток в углублении. След колеса.

«Муха бьёт крылышками, и паучок пробуждается».

Ей бы очень не хотелось, чтобы это стало тем, о чём она подумала. Первым сигналом.

– Началом конца, – хмуро произнесла Раз-Два-Сникерс.

Они прибывали. С каждой ночью их становилось всё больше. А утром она обнаруживала на площади новую тень. И теперь, чтобы ощутить неприятное головокружение, дурноту, на них даже не требовалось наступать. Раз-Два-Сникерс старалась обходить их стороной, но это становилось всё сложнее. Как-то, направляясь к роднику, она решила прошмыгнуть между тенями. Возможно, еле уловимый холодок, вызвавший приступ тошноты, и то, что она слышит их голоса, ей лишь почудилось. Но Раз-Два-Сникерс поняла, что они всё настойчивей «забирали» это место, площадь перед церковью, себе. А потом появилась бороздка.

* * *

Раз-Два-Сникерс нахмурилась ещё больше, проследила, куда ведёт след. Ровно к той застывшей тени. Что ночью бомбардировала ворота её церкви.

«Они больше не двигаются днём. Набираются сил».

С нехорошим чувством она смотрела на тень: смышленый строительный рабочий решил использовать свою тачку в качестве тарана. А теперь он проявил максимум смекалки. Тень менялась уже некоторое время, она как бы распухала. И вот вырос горбатый холмик, словно кто-то нагрузил тачку до предела. И эта бороздка, углубление в земле…

Это был отпечаток шины, след тяжело гружённой тачки. Всё менялось.

– А вы, ребята, оживаете, – хрипло проговорила Раз-Два-Сникерс.

Тут же оглянулась, очень надеясь, что не выглядела затравленной. Посмотрела по сторонам. Поймала себя на том, что ищет эту странную горлицу. Потому что, – и теперь это очевидно, – паучок оживал, а она не знает, что с этим делать.

«Я в западне, – подумала Раз-Два-Сникерс. – Туман не выпустит меня. А ночью придут тени. Уже не с пустыми руками – прихватят с собой гружёную тачку. Настолько тяжёлую, что она в состоянии оставлять следы на земле. И вполне вероятно, на этот раз их действия окажутся более эффективны».

Она забила до отказа свою звонницу запасом воды и пищи. Подстрелила дичи, пару диких кроликов. К счастью, соли в убежище оказалось в достатке; Раз-Два-Сникерс переложила мясо щедрыми слоями, оставила сушиться на солнце. К грибам она доверия не испытывала, даже к тем, что очевидно считались съедобными, а вот ягод вокруг её живительного родника было в изобилии. Подумала, что стоит разобрать брёвна дома напротив, укрепить, подперев, двери церкви и пол в звоннице, а потом подумала, что неизвестно, что именно она впустит в своё убежище вместе с этими брёвнами. Вооружилась топором, поправила лезвие, – видимо, им давно не пользовались, – отправилась в лес. Логика подсказывала, что деревья стоит рубить недалеко от родника, указанного горлицей. Там всё ещё оставалось хорошее место.

– Где ты, глупая добрая птичка? – сказала Раз-Два-Сникерс. – Почему скрылась? Мне так одиноко.

Но ноток отчаяния больше не присутствовало в её голосе. Горлица указала ей, где найти воду, вода помогла справиться со всем остальным. «Почему “Раджа”? Что это было? Почему какая-то еле уловимая смутная печаль о чём-то утерянном, знакомом, но не вспомнить, как бывает, если утеряно безвозвратно?»

– Где ты, моя добрая птичка? Что ты такое? Хоть намекни, мне так это надо…

Но горлица опять не появилась.

* * *

Она проработала до вечера. Взмокла и устала, хотя похвастаться особо было нечем. Успела справиться лишь с одним деревом. Хотела повалить больше, но поняла, что надо обрубить ветки и на несколько частей ствол, чтобы можно было дотащить до колокольни. Заострила полученные брёвна, подперла ими дверь. Солнце садилось, когда она забаррикадировалась изнутри. Не хлипко, конечно, но и ощущение надёжности не пришло. Опять пожалела, что в последний момент, ещё на Линии Застав, выложила верёвку, которая всегда лежала в рюкзаке. Избавилась от лишней тяжести, собиралась быстро передвигаться. Сейчас верёвка оказалась бы на вес золота, можно было бы разобрать, уничтожить лестницу, по которой она только что поднялась в звонницу.

– Мне не стволы стоило рубить, а плести из веток верёвку, – ворчливо проговорила Раз-Два-Сникерс. – Дура баба… Если переживу эту ночь, с утра стану пряхой.

Хихикнула. Не отчаянно, конечно, но всё же что-то истерическое промелькнуло в этом смешке. Хотя что она знает о тенях? Остановит ли их отсутствие лестницы? Остановят ли их пули? Серебряные – скорее всего, да. Только оставалось их всего три штуки.

Раз-Два-Сникерс захлопнула за собой люк, передвинула тяжёлую задвижку. Отверстия и трещины от когтей оборотней она давно заколотила подручным материалом. Вроде бы выглядело неплохо, да только как узнаешь, что принесёт с собой закат. Ей вдруг очень захотелось курить, хотя она давно избавилась от пагубной привычки.

– Сейчас бы это не помешало, – рассмеялась. – Сейчас от табачка я явно не помру.

Подошла к проёму и выглянула наружу.

Она не вскрикнула, может, чуть слышно всхлипнула. И стояла молча, смотрела, как серел совсем ещё недавно кроваво-красный закат. Тени. Они ползли по всем поверхностям, что Раз-Два-Сникерс могла углядеть перед собой. По земле, по стенам, развалившимся крышам. Она даже не представляла, что их может быть так много. Они сползались со всех сторон в одну точку. Явно готовилось что-то решающее. Воздыхатели собрались на последний штурм предмета своих желаний.

«Переживу ли я сегодняшнюю ночь? – спокойно подумала Раз-Два-Сникерс. – Было бы неплохо. Неплохо ещё хоть раз увидеть солнышко».

Муха очень сильно теребила крылышками, и паук позвал всех своих братьев. Всю свою голодную родню. Они ползли к её колокольне. Весь закатный город был в тенях.

– У меня «раджа»!

– Не верю. У тебя…

Рыжая Анна остановилась. Даже не осознав, чем именно незатейливые слова привлекли её внимание. Только всплыла мысль: «И я не верю. У тебя… что-то другое».

Она тряхнула головой. Какие-то подростки развлекались карточной игрой в «раджу». В её детстве эта игра тоже была очень популярной – требовалось поймать противника на обмане. Или обмануть самому.

Ярким солнечным днём Рыжая Анна прогуливалась вдоль оживлённых дмитровских причалов, и её состояние можно было охарактеризовать одним словом: «отчаяние». Но она держалась. И не просто держалась. Вряд ли б кто догадался, что с этой красивой молодой женщиной (точнее, красивой молодой улыбающейся женщиной) может быть что-то не так.

(Не верю! У тебя не «раджа»! Что-то другое.)