— У некоторых мужчин там, откуда я пришел, были луки, — заметил я. — Но они были больше и представляли собой обычную дугу, как латинская буква С. Я никогда не видел такого, как у тебя. Твой лук скорее напоминает изогнутую руну, которая называется sauil.

— Да, каждый лук изгибают сначала в одну сторону, а потом в другую, — кивнул охотник и с гордостью продолжил: — Смотри, мальчишка. Если обычный лук сделан из дерева и натягивается лишь благодаря его силе отдачи, то в моем боевом луке дерево вдобавок усиливается вот этим. — Он нежно постучал по внешним изгибам. — Смотри, вот здесь, сзади, у него…

— Я бы назвал это передом, — заметил я.

— Заткнись. Вот здесь, сзади, к дереву крепятся высушенные сухожилия животных, потому что они не растягиваются. К ним добавлен рог, ибо этот материал противостоит сжатию. Таким образом, дерево побуждает лук изгибаться, а сухожилия заставляют его сжиматься. И в результате это превосходное оружие — с шестидесяти шагов — заставит стрелу точно попасть в молодое деревце и запросто собьет вон ту птицу на лету.

Старик показал на возвращавшегося juika-bloth, который как раз грациозно заходил на посадку и скользил между деревьями прямо к нам, а затем добавил:

— Даже с расстояния в двести шагов стрела — если она попадет в человека — ударит с такой силой, что этого будет достаточно, чтобы убить его, в том случае, если он носит только простеганные или кожаные доспехи, а не более прочные металлические. Позволь сказать тебе, мальчишка, лучнику потребуется целых пять лет, чтобы создать один такой лук. Ведь прежде всего надо найти различные материалы — дерево, рог, кость — и выбрать из них только самые лучшие. Затем следует их выдержать, после этого придать форму, долго высушивать и выдерживать их по очереди, после чего собрать все вместе, хорошенько пригнать для улучшения пропорций, а потом еще придется много раз подгонять лук, когда уже начнешь им пользоваться. Воистину, на все это может понадобиться целых пять лет, и лишь по истечении этого срока лучник наконец произнесет: работа закончена. Акх, да, мальчишка, готы делают самые лучшие на свете мечи и ножи. Но гунны — oh vai, должен признать, — гунны делают лучшие в мире боевые луки.

— Неужели гунн дал тебе этот лук? Я думал, что ты не очень-то дружен с ними.

Вайрд издал один из своих смешков-фырканий:

— Ni, ni allis. Я отобрал у него лук.

— Ты отобрал лук у гунна?!

Он произнес сухо:

— Ну, после того как удостоверился, что оружие ему больше не понадобится.

— Понятно, — пробормотал я с неподдельным трепетом, затем осторожно, чтобы не вызвать очередную вспышку, ибо уже убедился в его несдержанном нраве, сказал: — Полагаю, fráuja Вайрд, ты был… хм… немного моложе тогда?

— Да, — ответил он, похоже, вовсе не обидевшись. — Это случилось три года назад. До этого мне приходилось обходиться обычным охотничьим луком, таким же, какие ты видел. А теперь давай не будем терять времени. Сейчас я нагружу тебя, вьючный мул. По этому глубокому, только что выпавшему снегу идти будет тяжело, а мне хочется добраться до места засветло.

Вайрд легко поднял тюк с медвежьими шкурами и повесил его мне на спину. Когда широкие полотняные ремни легли мне на плечи, пересекли грудь и оказались надежно стянутыми на поясе, я умудрился с трудом сказать:

— До места?.. Уф… А что это… уф… за место?

— Некая пещера, о которой я разузнал. — Он поднял свой солнечный камень и принялся изучать небо. — Идем вон туда. Atgadjats!

Команда эта означала «снимаемся!», и старый охотник первым двинулся вперед. Солнечный камень он, должно быть, использовал только для виду, потому что зашагал прямо навстречу северо-восточному ветру, в том же направлении, в каком мы оба шли в течение многих дней. Вайрд живо, словно молодой, шагал по колено в снегу. По борозде, которую он оставлял, идти мне было немного легче, и я, пошатываясь, двигался за ним.

Похоже, я жестоко ошибся, предположив, что этот «старый ferta» — как грубо описал себя Вайрд — был слабым и немощным. Он сказал, что ему было пятьдесят, когда Аттила умер. Тогда, если только старик не врет на каждом шагу, теперь ему шестьдесят пять: просто поразительное долголетие! Столь почтенного возраста достигают немногие, кроме разве что лентяев, изнеженных городских жителей и священнослужителей. И еще получается, что в шестьдесят два года мой спутник каким-то образом убил дикаря гунна, чтобы забрать его боевой лук. Возможно, Вайрд действительно слишком стар, чтобы наслаждаться плотской любовью, — даже не проявляет интереса, кто его попутчик: мужчина, женщина или евнух, — но это, похоже, единственное, для чего он слишком стар. Теперь я не сомневался, что охотник мог нести тюк с медвежьими шкурами лучше, чем это делал я, без труда поднимая и даже забрасывая его высоко на дерево каждый вечер. Хотя эту ночь мы, вероятно, собираемся провести внутри безопасной и уютной пещеры. Мысль об этом придавала мне сил.

Но наш путь туда оказался долог и утомителен. И хотя Вайрд по-прежнему шел впереди и утаптывал снег для меня, я шатался и спотыкался всю дорогу и скоро стал задыхаться. Старик был прав: мне вовсе не требовалось дополнительных шкур, чтобы укутаться, или же зажженной ветки, чтобы согреть воздух, который я вдыхал. Хотя день и выдался морозным, я все равно обильно потел. Тюк на моей спине переместился с поясницы куда-то за голову — я не мог ее повернуть, чтобы увидеть, куда именно, — а juika-bloth пристроился на его верху. Во всяком случае, он сидел там, пока я не устал и не заставил орла лететь над нами, таким образом хотя бы немного облегчив себе груз.

Ни разу не сбавив шага и не продемонстрировав даже малейших признаков одышки, Вайрд говорил безостановочно — или кричал, чтобы его можно было расслышать сквозь ветер Aquilo. Он с готовностью отпускал замечания относительно погоды, местности, здешних растений и животных, а также рассуждал обо всем на свете, при этом обильно пересыпая свою речь обычными для него богохульствами и непристойностями.

— Посмотри-ка вон туда, на этот небольшой участок земли, чистый от снега. Ты видишь там высохшие остатки растения, мальчишка? Это лазурник, ты будешь рад ему, когда у тебя случится запор или тебе понадобится хороший skeit. Выжми немного камеди лазурника и прими внутрь. Ты очистишься, если захочешь.

— Полезно… узнать… fráuja… — выдохнул я.

— Ты небось считаешь эти леса Храу Албос скучными, мальчишка? Подожди, пока мы не доберемся до болотистых равнин вокруг Сингидуна[46], что на земле готов. Эти равнины такие унылые и лишенные растительности, что там не увидишь ничего выше одинокого крестьянина. Или же его козы. Или гуся.

— Очень… интересно… fráuja Вайрд… — выдохнул я.

— А теперь мы приближаемся к соснам, мальчишка. Ты знаешь, что сосновые шишки, если их сначала поджарить, а потом сжечь, дают сладко пахнущий фимиам? Более того, этот смолистый аромат вызывает необычайное желание у женщин. Кое-где язычники даже используют сосновые шишки во время храмовых оргий, чтобы разжечь желание у своих поборниц. Да, во имя сорока девяти внебрачных дочерей Феспия, аромат сосновых шишек делает kunte таким же жарким и сладким, как и он сам!