— Я была одной из его девочек.

— Что?! — Грегори застыл, не донеся вилку до рта. Его мозг отказывался верить в услышанное.

— Мой отец продал меня Веге за ящик виски, когда мне было четырнадцать лет.

— Это невозможно… — Грегори уронил вилку и с ужасом посмотрел в печальные глаза Виолетты.

Видя, как исказилось его красивое лицо, она отвела взгляд.

— Я хотела бы, чтобы это было ложью — одной из тех, что я сочиняла, чтобы дурачить тебя. О да, я умею сочинять! Я обманывала тебя, Майлза, его друзей, все достопочтенное общество Сент-Луиса! Лайла мне не сестра. Она спасла меня, вытащила из салуна, где я работала, и дала мне возможность начать другую жизнь.

— Салун? Ты была одной из тех… девушек, которых Лайла собиралась учить хорошим манерам?

— Да. Но я не развлекала мужчин. Я готовила, убирала. Я боялась мужчин — из-за Веги и моего отца. Лайла и Майлз пытались показать мне, что есть и другая жизнь. Но кошмары… они не отпускают меня. Я хотела отомстить. И еще я хотела забрать моих братьев и сестру у нашего отца.

Грегори встал. Сделал несколько шагов. Теперь он стоял спиной к ней.

— Значит, все остальное — ложь? Тип, которого ты собиралась выкупить у банды? Отец, с которым ты поссорилась в Бостоне?

Она не ответила, и тогда он спросил:

— Ты работала на Вегу в этом ужасном борделе? — Виолетта хотела бы солгать, но не могла. Теперь нужно было идти до конца.

— Он не хотел делить меня с другими. Я была его личным развлечением. Он бил и насиловал меня, и однажды я сбежала. Я встретила Салли и ее девочек. Они направлялись в Техас. Салли взяла меня к себе. Она покупала мне старые платья и кормила. За это я готовила и убирала, но она не заставляла меня развлекать мужчин.

— А потом ты встретила Лайлу?

— Да. Но, в конце концов, это ведь ничего не изменило… правда?

Он обернулся, и в глазах его была боль — боль и гнев.

— Почему же ты не захотела жить этой новой жизнью? Ведь никто ничего не знал. Ты даже могла бы выйти замуж за какого-нибудь дурака.

— Значит, только дурак может жениться на такой, как я? — Сердце ее сжалось.

Он провел рукой по волосам и снова отвернулся.

— Я не знаю, что и думать. Лучше бы я убил его там, в камере.

Наконец хлынул дождь. Грегори пошел прочь от их убежища. Виолетта звала его, но он не обернулся и уходил все дальше.

Она знала, что ее рассказ оттолкнет его. Но не могла предвидеть, что его отчуждение причинит ей такую боль. Где-то в самой глубине души она все же надеялась, что ее прошлое не будет иметь для него большого значения, и Грегори сможет принять ее такой, какой она стала теперь. Дождь залил их костер. Так правда залила тот огонь, который согревал ее изнутри. Она встала и вышла под дождь. Поток воды, низвергавшийся с небес, в мгновение ока промочил ее до нитки. Но ей было все равно. Если бы дождь мог смыть ее грехи и унести ненависть из ее сердца! Она хотела быть такой, какой ее еще несколько минут назад видел Грегори: хорошей, чистой, достойной любви. Но есть вещи, которые невозможно изменить, как бы страстно мы ни желали этого…

Краем глаза Виолетта видела, что Грегори вернулся под тент. Он не подошел к ней, не обнял и не сказал, что прошлое не имеет значения. Завтра он уедет. Что ж, разве не этого она добивалась — чтобы он не подвергал себя опасности и был подальше от нее…

Гроза бушевала. Сверкнула молния, и раздался могучий раскат грома.

— Виолетта! — услышала она крик Грегори. — Иди сюда! Ты хочешь, чтобы тебя убило молнией?

Ну по крайней мере ему не все равно, жива она или нет. Тут Виолетте в голову пришла новая мысль: теперь Грегори знает, что она не девственница, непорочность которой он должен защитить… А утром он уедет. Она сказала Веге, что была с другим мужчиной, что он больше не единственный хозяин ее тела. Он может настичь ее и убить. Или ее могут повесить после очередного ограбления, если она попадет в руки закона. Но она не хочет умирать, так и не узнав, как это бывает среди нормальных людей… Что происходит между мужчиной и женщиной. Виолетта начала быстро срывать с себя мокрую одежду.

Грегори сбросил мокрую рубашку. Он даст ей еще минуту, а потом пойдет и притащит в укрытие. Голова его шла кругом от того, что он услышал. Он сердился на Виолетту за ее обман, и его душили гнев и ярость из-за содеянного с нею. И еще разочарование — она оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял. Она одурачила его. Он-то принял ее за леди и обращался с ней как с леди, а она, должно быть, все это время смеялась над ним.

Раз она работала в таком месте, как салун «Салли», и была личной девкой Виктора Веги, то от ее невинности не осталось и следа. Да она, должно быть, знает такое — делала такое, — что и его заставит покраснеть. Через мгновение Грегори решил, что он прав. Вспыхнула молния. Виолетта стояла у тента. Обнаженная. Грегори со свистом втянул воздух. Ее влажная кожа блестела, струйки дождя стекали со всех восхитительных округлостей — мечта, которую каждый мужчина жаждет увидеть в своей постели… но на которой ни один из них не захочет жениться.

— Какого черта?

— Я… я хочу тебя.

Сначала Грегори обрадовался, решив, что страсть заставила ее обнажить свое тело и споткнуться на простых словах. Но потом он увидел глаза ее.

— Нет, не хочешь. Ты по-прежнему боишься меня. — Она вошла под тент и призналась:

— Боюсь. Я боюсь, потому что знала только страх. Я никогда не отдавалась Веге добровольно, и он бил меня… Я умею только бояться и ненавидеть мужчин.

Ее слова причинили Грегори почти физическую боль. Он не хотел представлять ее во власти этого негодяя и сам стыдился того, что почему-то обвинял Виолетту в случившемся с ней…

— Мне жаль, — сказал он, и это была правда. Только Грегори и сам не мог сказать, чего ему больше жаль — ее или себя.

— Я не знала, для чего меня продал отец, — прошептала Виолетта. — Думала, может, я буду готовить для этого человека… Мне было только четырнадцать…

— Не надо! — Грегори не хотел ее слушать, не хотел страдать вместе с ней и боялся той ярости, которая поднималась в нем, — ярости, готовой сокрушить негодяя.

— Я хочу рассказать тебе… хочу, чтобы ты знал. Вега снится мне по ночам, и тогда я кричу во сне. Он причина того, что я испытываю страх, когда ты прикасаешься ко мне… Я думала, что никогда не смогу желать мужчину — так, как хочу сейчас тебя.

Подумать только, а ведь он собирался сделать Виолетту своей очередной любовницей! И мысль о другом — или других — мужчине вообще не беспокоила его. Но теперь все изменилось. Исподволь и незаметно его чувства обрели глубину и силу, а потому сейчас рвали его сердце на части.

— Как мог родной отец продать тебя? Что же он за человек? — с отчаянием спросил Грегори. Испуганная резкостью его голоса и исказившимся лицом, она отшатнулась. Грегори постарался взять себя в руки: — Пойми, мне не так-то просто все это осознать!