– Ты хотела улететь?

– Да. Я хотела с высоты птичьего полета посмотреть на этот маленький городок, почувствовать внутри легкий трепет от того, что целый город ассоциируется у меня с твоим именем. Посмотреть на твой дом, проникнуть в твои окна. И представить себе, как ты стоишь у окна и смотришь на меня с земли. Без возможности что-либо исправить, без возможности преследовать меня на других крыльях. Небо большое, оно с легкостью заведет тебя не туда, если не знать точный курс. Я хотела в последний раз взглянуть на твой дом для того, чтобы осознать, что я не оставила там себя.

– Ты серьезно готова была улететь?

– Нет, конечно. Это всего лишь минутная слабость, собственно, как и признать тебя. И вернуться в твои объятия, – она помолчала. – У меня была слабость при виде неба и при виде земли. Интересно, в каком месте я находилась все это время?

Я внимательно слушал и гладил ее волосы. Мои руки забыли, какие они на ощупь.

– Мне снился твой отец на днях. Как он танцует на моей могиле.

Она не разделила мой юмор.

– Мне тоже он снился недавно. Когда он не касается моей жизни, то я по нему скучаю.

– Ты хочешь вернуться домой?

– А, нет. Не в этом смысле. Это некая душевная связь, мы всегда чувствуем тревоги друг друга. Наверное, наши родители – это единственные на свете нити, которые никогда не обрываются.

– Ты не против? – я показал ей пачку своих сигарет.

– Нет, кури.

Я подкурил сигарету и взял с тумбочки пепельницу.

– Мне кажется, что я прожила с тобой всю свою жизнь.

– Почему?

– Потому, что я все о тебе знаю, и в то же время не знаю о тебе ничего.

– Что бы ты хотела узнать? – я сделал глубокую тягу и выпустил дым в потолок.

– Хотя бы то, кто твои родители и где они. Если они у тебя есть.

– У всех есть родители, даже у тех, кто их отрицает, – улыбнулся я.

– Исчерпывающий ответ. Так и живем.

– У меня есть родители. У них своя жизнь, а у меня своя. Мы слишком разные, и наше общение ограничивается несколькими письмами в год. Это, пожалуй, единственные на свете люди, которых любишь сильнее только на расстоянии.

– Неблагодарный труд – быть родителем. Рожаешь, вкладываешь все, что у тебя есть, и даже больше, а взамен – несколько писем в год, – иронично подметила она. – Когда-то и ты примеришь на себя эту роль…

Она замолчала. Это был наш первый разговор о детях, а потому мы подошли к нему осторожно.

– Да и тебе когда-то предстоит примерить материнскую роль…

А затем наступило неловкое молчание.

– Может быть, выпьем кофе? – она взяла инициативу в свои руки.

– С удовольствием. Сейчас заварю!

Я потушил сигарету в пепельнице и пошел на кухню делать нам кофе.

Спустя несколько минут я принес поднос и поставил его на кровать.

– Пожалуйста, – любезно вручил ей чашку.

– Спасибо.

– Не обожгись, бери за ручку!

– Хорошо, – улыбнулась она.

Мы сделали по глотку, обожглись и поставили чашки на место.

– А как ты себе представляешь тот момент, когда будешь ходить с большим животом?

Она засмеялась.

– Я никогда об этом не думала. Наверное, он тяжелый и неудобный. Не знаю, что и ответить. Я буду весить тонну, не меньше…

– Всего на несколько чужих килограммов тебя станет больше, – заметил я.

– Может быть, и станет, – от волнения она сделала еще один горячий глоток. – А как ты себе этот момент представляешь? – осторожно спросила она.

– Какой? – удивился я.

– Когда я буду с животом…

Мне хотелось, чтобы все эти слова она произносила вслух. Это было так необычно и волнительно.

– Я думаю, ты будешь прекрасна. Какой не была никогда! Твоему ребенку посчастливится родиться от такой красивой женщины…

– Моему?

– Нашему.

У нее по щеке скатилась слеза. Она застыла, глядя в мои глаза.

– Я еще никогда не слышала таких пронзительных слов. И мне кажется… Я согласна!

Я и сам не понял, как сделал ей предложение собственной крови. Но мне было неописуемо приятно при мысли, что в эту минуту мы предложили друг другу прожить вместе целую жизнь. Нет ничего в этом мире более великого, чем слияние крови!

– Поцелуешь?

– Поцелую.

Это была наша подпись под теми словами, которые мы только что произнесли.

* * *

Я изменил ей…

Спустя радостные улыбки, подаренные мне ни за что.

Спустя теплые пальцы, которые она забывала у меня на спине.

И забывалась сама…

Спустя неодолимую веру в меня. В ее душе было меньше веры в тот нательный крест, который она носила у себя на шее.

Я связал из его шнурка петлю и прижал к ее горлу.

Я изменил ей спустя мгновения внезапного счастья, которое рушилось на ее плечи изо дня в день.

Я изменил ей спустя целованные плечи. Теплые пальцы, не знавшие холода, перегорели.

Я изменил ей, не перегорев, не остыв. Я изменил только потому, что во мне было свойство, о котором я никогда и не знал. Собачье свойство. Когда приносят мясо незнакомые руки, псы разрывают мясо.

Но не разрывают руки.

Однажды в магазин, в котором я уже длительное время работал, вошла молодая девушка и попросила подобрать ей букет.

– Мне для себя. Я давно хотела подарить себе цветы.

Эта девушка не была редким исключением, с такой странной просьбой ко мне подходили уже ранее. Женщины нуждаются в цветах, но еще больше они нуждаются в людях, которые их бы дарили.

Я показал ей весь ассортимент. И посоветовал несколько букетов на свой вкус.

– Простите, у меня будет к вам необычная просьба. Понимаю, вы занятой человек и, наверное, очень дорожите своим временем, но я наберусь смелости попросить вас об одном одолжении.

Передо мной стояла светловолосая девушка, ничем особо не запоминающаяся. Но при этом голос у нее был приятный и добрый.

– О каком одолжении?

– Я хочу вас попросить, чтобы вы подарили мне букет цветов. Я знаю, это звучит глупо, и, наверное, я совсем выжила из ума. Но мне так давно не дарил никто цветы, а покупать самой себе стыдно. Нет-нет, не подумайте. У меня есть деньги, и я вам за этот букет заплачу, – она достала кошелек из сумочки и протянула мне купюру. – Только принесите мне его, пожалуйста, сегодня после работы. Когда у вас появится свободное время. Мне не хотелось бы выходить на улицу и просить об этом прохожих, мне очень стыдно за то, что я вас об этом прошу. Но… Нет, забудьте. Простите, я пойду…