Янки захватывали такие дома и превращали их в огневые точки или в безопасные убежища, в которых можно было отдыхать между вылазками. Покинутые здания разбирали на кирпичи, которые затем использовали в самых разных целях – например, складывали из них очаги. Иными словами, кирпич считался ценным (как говядина) ресурсом, и его эксплуатировали (как сосновый лес) в полную силу[276].

Янки и жилище

С самого начала войны, с первых ее недель, офицеры армии США воспринимали опустевшие поместья как свидетельство верности Конфедерации. Весной 1861 года генерал-майор Чарльз У. Сэндфорд выбрал для своей штаб-квартиры виргинское поместье, поскольку его обитатели оттуда сбежали. Выбирая здания для военных целей, солдаты старались пощадить сторонников Федерации; иногда они могли узнать о политических взглядах мирных жителей из местных сплетен. Так, рядовой Чарльз Линч услышал, что сторонники Конфедерации называли Кейблтаун, Виргиния, «маленьким Массачусетсом», потому что там жило множество юнионистов. Порой сторонники Федерации сами не скрывали своих воззрений – при приближении войск Севера они с радостью вывешивали звездно-полосатые флаги[277]. Разумеется, в ходе захвата частных домов солдатам-янки случалось вступать в прямой контакт с мирными жителями. До публикации приказов Поупа они спрашивали у домохозяев разрешения, однако, каким бы ни был ответ, дом, как правило, все равно занимали. Если местный житель оказывался родственником какого-нибудь известного человека, то его по умолчанию считали сторонником Конфедерации. В марте 1862 года солдаты-северяне выгнали Ч. Ф. Ли, кузена Роберта Э. Ли, из его дома в Виргинии с тем, чтобы там поселился генерал армии США. На сборы ему дали сутки. (Весной 1861 года солдаты конфисковали принадлежавшее Роберту Э. Ли поместье Арлингтон – всего через несколько дней после того, как оттуда уехала его семья.) Предполагалось, что офицеры-янки будут выдавать владельцам частных домов расписки, вне зависимости от того, какими были политические взгляды этих владельцев. Однако так поступали далеко не все офицеры. Об этом свидетельствует множество недовольных напоминаний от их командиров[278].

Когда северяне занимали под размещение личного состава частные дома, они могли позволить их владельцам также оставаться там. Подобное решение зависело от доброй воли офицера. Так, в апреле 1862 года янки встали на постой в доме жены юриста и хозяйки двух рабов Корнелии Макдональд в Винчестере, Виргиния, пока сама Корнелия была на прогулке. Вернувшись, она обнаружила, что у нее во дворе уже стоят палатки 5-го Коннектикутского пехотного полка. Полковник Чарльз Кэнди позволил ей остаться в доме и забрал для своих собственных нужд только одну комнату – кабинет ее отсутствующего мужа. В других случаях дома превращались в общественные учреждения. Например, в окрестностях Фредериксберга, Виргиния, северяне повесили на кирпичный особняк сецессиониста Хораса Лэйси флаг с надписью «штаб-квартира», и местные жители приходили туда, чтобы поговорить с офицерами. Во время боевых действий солдаты могли, пугая владельцев, вламываться в дома без предупреждения. В июне 1862 года, когда генерал Джордж Макклеллан пытался взять Ричмонд, отряд северян ворвался в частный дом, чтобы разместить там раненых. Вся семья сгрудилась в одном помещении, чтобы не видеть разворачивавшихся в комнатах жутких картин[279].

До введения в июле 1862 года новых правил офицеры армии США иногда выставляли перед домом караульных, тем не менее солдаты находили способы для мародерства. Они уносили книги, картины и украшения, которые потом иногда продавали; какие-то предметы они забирали, чтобы отомстить плантаторам, какие-то прихватывали с собой в качестве сувениров. Некоторые действовали из практических соображений: например, солдаты могли забрать с собой плиту, чтобы использовать ее на зимней квартире. Подобные акты мародерства противоречили Военному кодексу, и некоторых его нарушителей действительно арестовывали, однако эта проблема была настолько распространена, что справиться с ней было невозможно. Бригадный генерал армии США Томас Уильямс устало заметил, что с точки зрения его солдат мародерство было не только «правом», но и «достижением». Возражавшие против грабежей солдаты рисковали столкнуться с неприязнью со стороны своих товарищей, которые могли обвинить их в сочувствии к неприятелю[280].

По мере продвижения на Юг солдаты Севера стали использовать и само строение как таковое, рассматривая его как сырьевой ресурс. Постройки любых типов и размеров представляли собой значительный запас материалов, которые могли пригодиться армии. Задолго до июля 1862 года для постройки моста через реку Чикахомини кавалеристы разобрали на балки и брусья некий «старый дом». Другие солдаты построили мост из кипарисовых бревен, полученных в результате уничтожения «хижины» в округе Лодердейл, Теннесси. Иногда жертвой военных нужд становилось сразу несколько домов. В феврале 1862 года военный инженер приказал разобрать на острове Дауфуски, Южная Каролина, множество зданий. Из получившихся в результате досок он построил платформы для своих батарей[281].

Армия Севера не только конфисковывала, грабила и сносила здания: иногда она их сжигала. Задолго до июля 1862 года военные разрушили множество домов без какого бы то ни было приказа. В Ромни, Виргиния, люди полковника Сэмюэла Г. Даннинга сочли необходимым сжечь оставленные дома, хотя команды на это не поступало; потом они подожгли мельницу и гостиницу, на этот раз уже по приказу. Иногда поджечь дом приказывали сами офицеры. Осенью 1861 года солдаты подожгли здания рядом с горой Чит, Виргиния, и потом совершили ложный маневр в сторону ближайшей конфедератской заставы с целью выманить южан и вступить с ними в бой. Иногда поджог мог быть местью. Такое случалось даже в пограничных штатах. В округе Тэлбот, Мэриленд, солдаты сожгли дом, потому что его владелец служил во флоте Конфедерации[282].

Кроме того, солдаты Севера совершали то, что можно назвать поджогом на опережение. В январе 1862 года янки подожгли хозяйский дом и дворовые постройки плантации у Порт-Рояла, Южная Каролина, поскольку мятежники уже разметили территорию для строительства батареи, а сам владелец плантации давно исчез. Иногда виновником пожара мог оказаться один-единственный недисциплинированный солдат. Стюарт ван Влит, бригадный генерал и интендант, жаловался на некоего «поджигателя», который в июне 1862 года вопреки приказу устроил пожар в виргинской деревне Уайт-Хауз. Другие офицеры были недовольны, если их солдаты поджигали брошенные дома без приказа, однако предпочитали не наказывать их за это[283].

Мирные жители, их дома и армия Cевера

Действительно, состоятельные южане – родственники высокопоставленных офицеров-мятежников с самого начала войны оставляли свои дома. Однако с приближением армии США бежали и другие мирные жители. Большей частью это объясняется тем, что они слышали о поведении северян. Марта Рид, например, заявила, что за первый год войны солдаты-янки сожгли в округе Хэмпшир, Виргиния, восемьдесят пять домов. Другие мирные жители тоже верили в худшее. Объятые страхом, южане бежали целыми поселениями: так произошло в феврале 1862 года с деревнями Доувер и Питтсбург-Лэндинг в штате Теннесси, когда к ним приблизилась армия Улисса С. Гранта. К первой военной зиме в общественном сознании уже сложился образ янки – грабителя и поджигателя[284].

Тем не менее многие чувствовали глубокую привязанность к своим домам, и решение оставить их давалось им нелегко. Подобная перспектива была «мучительной», писала Фанни Хьюм, ведь могло оказаться, что они уезжают навсегда. Возможно, решение остаться чаще было продиктовано не политическими убеждениями, а любовью к своему дому – а также инерцией, страхом перед неизвестностью и отсутствием другого жилья. Множество южан разного социального происхождения и разных политических убеждений – юнионисты, хранящие нейтралитет, сторонники