первичного процесса (эклектичным образам, полученным в ходе сгущения и смещения) определённую связность действий, кажущуюся разумность сюжета.

Грубо говоря, первичный процесс создаёт образный абсурд, а вторичный процесс пытается этот абсурд упорядочить, связать между собой во что-то хоть чуточку осмысленное.

Отчёты о сновидениях людей, перенесших рассечение мозолистого тела, как отметил Клаус Хоппе, напоминают собой, по сути, вмешательство только вторичного процесса — нет никакой абсурдности, никаких эклектичных образов, которые обычно возникают как следствие первичного процесса бессознательного.

Но отчёт такие люди могли давать только о тех сновидениях, что происходили в их левом ("говорящем") полушарии. Следовательно, получается так, что вторичный процесс с его непременным стремлением к логическому упорядочиванию (вспомним размышления Газзаниги о Великом Интерпретаторе) является результатом деятельности именно левого полушария, которое всегда старается всю поступающую информацию расставить по своим местам, разумно обосновать.

Такое предположение позволяет разделить обозначенные Фрейдом первичный и вторичный процессы в сновидении по функциям правого и левого полушарий соответственно.

В такой момент в очередной раз поражаешься гениальности и наблюдательности Фрейда, который в данном конкретном случае опередил своё время на целых 70 лет.

Но на толковании сновидений Фрейд не остановился. Он обнаружил, что первичные процессы в деятельности бессознательного — сгущение и смещение — проявляются и в оговорках, и в описках, и в остротах, а также в образовании неологизмов, в том числе при атактическом мышлении шизофреников (Блейхер, 1983). Судя по всему, сгущение и смещение обнаруживаются во всём, к чему имеет отношение человеческая психика. На основании этого Фрейд логично предположил, что принципы работы бессознательного универсальны даже для бодрствующего человека, находящегося в полном здравии и уме.

"Толкование же сновидений есть Царская дорога к познанию бессознательного в душевной жизни" (Фрейд, 2008c).

Прогуливаемся с друзьями по городу. Погода отличная, красота — живи и радуйся…

Настя вдруг говорит Игнату: я сейчас вон там в салон заскочу, кое-что узнаю… Вы меня тут подождите, я быстро!

Целует Игната в щёку и, нелепо размахивая руками, как только женщины умеют, убегает в указанную сторону.

— Это может быть надолго? — спрашиваю Игната.

— Да даже не знаю, всё может быть, — отвечает он, улыбаясь.

Смотрю удаляющейся Насте вслед…

Как же всё-таки неказисто она бежит.

Собираюсь сказать Игнату: ну, конечно, пока там маникюр, педикюр — так полдня пройдёт.

Собираюсь сказать это, а говорю:

— Ну пока ей там мандикюр… О… Маникюр, педикюр, в смысле…

Забавный конфуз. Особенно если учесть, что Игнат — Настин муж.

Фрейд нашёл бы в этой оговорке очевидную сексуальную подоплёку (хотя её тут только глухой не найдёт), но мы акцентируем внимание на внешней форме оговорки, которая произведена посредством одного из первичных процессов — путём сгущения двух слов в одно на основании общей для них части "икюр".

Вот лично в моей жизни таких оговорок по типу сгущения нескольких слов бывало немало…

Однажды задуманное "Лёха, да ты, короче, просто сделай так!" превратилось в сказанное "Лёха, да ты короста!"

В другой раз задуманное радостное "Олеська! Ты вписываешься в нашу компанию как никто и никогда!" превратилось в сказанное "Олеська! Ты вписда!"

От эффекта последней фразы в компании повисла длительная пауза, которую пришлось разрядить не очень убедительным пояснением того, что я на самом деле имел в виду под этим весьма лаконичным пассажем.

Раньше я думал, что произвожу подобные нарезки фраз в силу того, что мысли мои очень быстры, и речь за ними попросту не поспевает, вот и приходится сокращать.

Но потом познакомился с фрейдизмом.

Для своего времени Фрейд действительно сделал очень многое. И основная заслуга, конечно же, открытие первичных процессов в деятельности бессознательного — сгущения и смещения.

Изучение дальнейших нюансов и более подробное теоретизирование о деятельности бессознательного было задачей и заслугой последователей австрийского гения.

Так, в 54-м году Роман Якобсон (Якобсон, 1996), активно изучавший явление афазии, провёл параллели между двумя типами речевых нарушений при повреждении коры и функциональной структурой таких общеизвестных речевых приёмов, как метафора и метонимия.

Дальше идею Якобсона в чуть изменённом виде подхватил психоаналитик Жак Лакан, обнаружив тождество между работой сгущения и смещения с принципами всё тех же речевых тропов метафоры и метонимии. Именно этот факт в последствии позволил ему заявить о том, что бессознательное структурировано, как язык, и в дальнейшем развить идею слова и языка в бессознательном до гипертрофированных (но во многом справедливых) масштабов.

"…механизмы, описанные Фрейдом как механизмы "первичного процесса", т. е. механизмы, определяющие режим деятельности бессознательного, в точности соответствуют функциям, которые эта научная школа считает определяющими для двух наиболее ярких аспектов деятельности языка — метафоры и метонимии, т. е. эффектам замещения и комбинации означающих…" (Лакан, 1997).

И в самом деле, при изучении сновидений в глаза бросается метафоричность повествования. Как будто бессознательное конструирует известную нам из личного опыта ситуацию в некой иносказательной манере — формирует её так, что понимать её нужно только в переносном значении. О метафоре в работе сновидения неоднократно говорил и сам Фрейд.

Метафораот греч. — перенесение) — это речевой приём, в котором отождествление одного объекта с другим происходит на основании одной лишь общей для них черты.

Как в примере с женщиной, желающей развода, но боящейся его по причине наличия детей, которые в дальнейшем могут отяготить её существование. Именно по одному признаку — отягощение — дети были приравнены к тяжёлым чемоданам, отождествлены с ними.

Уход же от мужа, развод с ним был отождествлён с началом путешествия.

Именно метафоричное образование символа в сновидении происходит сплошь и рядом. Сновидение — это одна сплошная метафора. И ещё немного метонимии, как отметил Лакан.

Метонимияот др. греч. — "переименование") — речевой приём, в котором смысловое значение одного явления переносится на другое, но не на основании сходства одной или нескольких черт, а исключительно на основании смежности, сопричастности двух этих явлений во времени, пространстве или деятельности. То есть в известном смысле, сходство между двумя явлениями в метонимии существует, но это не их внутреннее сходство, свойственное самим предметам, а сходство по контексту, в котором они находятся.

Примеры:

1) Съел целую тарелку — здесь по "тарелкой" подразумевается, конечно, не тара для еды, но сама еда. Тождество между тарелкой и едой проводится на основании смежности — они всегда идут в одном контексте, всегда неразлучны.

2) Тяжёлая дорога — здесь "дорога" подразумевает не дорогу как таковую, но само путешествие по ней. Они, опять же, всегда неразлучны.

3) Железо для компьютера — здесь подразумеваются детали, сделанные из железа. По этому же типу "стеклом" называются предметы из стекла.

Вообще, явление метонимии представлено в