— Может, поспишь? — предложила Ира.

— Может, — согласился хирург. — В своей комнате наверху. Я побуду один, хорошо? Просто мне надо побыть в одиночестве, раз уж мы покончили с этой грустной церемонией.

— Никаких проблем, — сказал Густав.

Хирург удовлетворенно кивнул, они с женой сели в машину, и корабль начал медленно сдавать задом, выезжая со двора.

Оставшись один, странник в последний раз посмотрел на могилу. Больше он сюда никогда не придет. Человек, лежащий там, в земле, подарил ему надежду на избавление. Какой бы призрачной она ни была. Страннику необходимо отделаться от передатчика. И, возможно, от части легионера, что так вольготно расположилась у него внутри.

Густав резко развернулся и направился к кораблю. Подмерзший снег, лежавший на самых разных его частях, делал корабль каким-то сердитым и сонным, похожим на поминальный торт со сливками. Странник похлопал его по борту и сказал:

— Проснись, труба зовет! Сегодня устроим тебе глобальную чистку, потому что скоро снова в дорогу. Просыпайся, дружище!

Когда Густав вошел в музыкальную комнату, Кир полулежал на диванчике, глядя в потолок и едва шевеля пальцами раскинутых в стороны рук в такт тихой музыке, звучавшей из плоского стального проигрывателя, прикрученного к стене.

Странник подбросил на ладони мягкое сморщенное яблоко и бросил его хирургу:

— Лови!

Тот отреагировал молниеносно, ловко схватив яблоко.

— Не ожидал тебя тут увидеть, — сказал Кир и откусил от яблока чуть ли не половину.

— Решил поговорить кое о чем, — сказал Густав, садясь рядом. — Как твои раны?

— Пустяки. — Кир пожал плечами.

— Можно посмотреть?

— А что ты хочешь увидеть?

— Масштаб бедствия и просто интересно.

— Смотри.

Кир расстегнул рубашку. Густав увидел багровый шрам, тянувшийся по левой стороне груди и уходящий куда-то за спину. Это было нечто среднее между синяком и ожогом, но странник не видел следов крови или малейшего разрыва, хотя хирург кричал от боли, когда они ехали обратно. Когда ехали обратно, да, но что же сейчас? Сейчас он спокоен, как удав.

После самоубийства лидера.

После погружения в аорту.

После всего этого.

Странник внимательно посмотрел на Кира:

— Что у тебя со зрачками?

— М-м? — Кир удивленно поднял брови.

— Они расширены. Почти не видно радужной оболочки.

— Не знаю, может, из-за света?

— Понятно. — Странник слегка улыбнулся. Освещение в мастерской было специально приглушенно-тусклым, светили всего две лампочки — возле дивана и над входом. — Ты не против небольшого эксперимента?

Он нагнулся и достал свой нож, с которым так и не расстался в этом доме, в отличие от пистолета. Лезвие тускло блеснуло в полумраке, и странник неторопливо отер его о штанину, прислушиваясь к уникальному звуку, который может издавать лишь хорошо отточенный нож, трущийся о ткань плашмя.

— Что за эксперимент? — взволнованно спросил Кир. От его спокойствия, потревоженного, как фазан хрустом ветки оступившегося охотника, не осталось и следа.

— Стандартный. Я немного порежу тебе палец и посмотрю на кровь. Мне нужно убедиться, что ты не улитка. Взамен можешь сделать то же самое со мной.

— Что?! — Кир вскочил с диванчика. — Ты возомнил себе, что я улитка?! Какого хрена, Густав?!

— Ты странно себя ведешь, — спокойно сказал странник. — Я беспокоюсь.

— Странно — это как?

— Многое недоговариваешь. Знаешь явно больше, чем говоришь. Водишь меня за нос. Ты странно повел себя в аорте, стал… мягким? Да? Или вроде того. Совсем как легионер или слизняк, ведь они примерно такой консистенции?

— Да ты вообще начал исчезать, моргать, как изображение в электронную бурю, — то ты есть, то тебя нет! Думаешь, я не видел?

Густав кашлянул и кротко посмотрел на хирурга:

— Тебе же известно, кто я. Я не отрицаю, что со мной творилось что-то непонятное. Но я не подменыш. А вот ты — возможно, что да. Кровь докажет, что ты нормальный человек. Твои зрачки, твоя быстрая реакция, твоя адаптация к боли — все это вызывает подозрение.

— Что? Реакция? Зрачки, говоришь? — Кир рассмеялся и неожиданно снова сел, откинувшись на мягкую спинку. — Ты хочешь правды, Густав? Так вот она.

Он выгнулся, полез в карман джинсов и достал оттуда прозрачный флакон объемом с сигарету, наполовину наполненный маленькими белыми таблетками.

— Что это? — спросил странник.

— Это стабилизаторы. Их выдают всем, кто работает на Земле. Они помогают переживать депрессию и страх. Улучшают человеческие качества, скорость реакции например. Действуют как энергетики. Не дают сойти с ума. Ты вот разговариваешь сам с собой, Густав?

Странник замялся:

— Нет.

— Вижу, что врешь. Разговариваешь. Это стандартное изменение психики у тех, кто проводит большую часть времени в одиночестве. Если бы ты работал на «Гелиос», тебе бы периодически выдавали дозу стабилизаторов с базы, обычная процедура. Но вся проблема в том, что…

Кир замолчал, играя флаконом. Он переворачивал его то вверх, то вниз, и таблетки осыпались, согласно закону притяжения, словно снег в рождественском стеклянном шаре.

— Ты стал употреблять их больше, чем нужно? — догадался Густав.

— Да. — Кир кивнул. — По старой дружбе ребята на базе подгоняют мне не совсем стандартную порцию. Но это оправданное решение, доза в рамках правил. Крайнее количество, выписывается для сильнейшего стресса. Дозу можно выбить официально, отправив запрос, только я не хочу лишней возни. Зачем, когда есть возможность делать это приватно? И потом, если руководство узнает, они не будут в восторге: доза «Д» дается тем, кто уже отошел от дел, чтобы они об этих делах позабыли.

— Руководство? А Ира знает об этом?

Хирург отвел глаза:

— Нет. Но ей не нужно волноваться. Раньше я вообще их не принимал, все началось недавно. Наша профессия очень нервная. Убивать людей… Мне приходится убивать, странник, и все из-за работы. Практически каждая установка передатчика сопряжена со смертью. «Неминуемые человеческие потери» — так я пишу в протоколе. Но я не убийца. И мне тяжело. Наверное, накопилось слишком много эмоций внутри и без помощи стабилизаторов уже не обойтись.

— Почему же ты превышаешь нормальную дозу? — спросил Густав. — Другие хирурги так не поступают, насколько я понимаю?

— Почти нет, — сказал Кир. — Но у меня иная ситуация, я один из лучших. А чем ты лучше в нашей профессии, тем глубже ты в дерьме. Я делаю работу за троих, мне приходится напрягаться. И хотя я постоянно твержу, что выполнить задание для «Гелиоса» — самое главное, я все равно никогда не привыкну к смерти. Я не боюсь умереть, это не так страшно, это просто тишина и темнота, но на мне держится слишком сложная конструкция. Если меня не станет, она рухнет и пострадает множество людей. Близких мне людей.