— Поверь, мне жаль, — посочувствовал Стась, — пристрели его, — распорядился он, посмотрев на пухлощекого.

Точно с такой же жалостливой улыбкой иезуит-инквизитор отправляет на костер еретика.

— Нет! Нет! — парень побледнел и на щеках, как на фотографической бумаге, отчетливо выступила трехдневная темная щетина. — Не убивайте!

Рука белокурого неумолимо, как приближение судного дня, поднималась все выше, пока не остановилась на тонкой переносице. Раздался выстрел. В этот раз он прозвучал несколько громче, заложил перепонки и заставил присутствующих вздрогнуть. На противоположной стене отпечатались грязноватые брызги.

— Не будем терять времени, пристрелить нужно всех! — жестко отдал приказ Стась. — Если мы сейчас дадим слабину, то тогда от них не избавимся никогда. Наказывать нужно не раздумывая, чтобы другим неповадно было. Эти кавказцы способны пролезть в любую щель, как тараканы, а потом их никогда не вытравишь.

Стась скользнул взглядом по комнате и, заметив автомат, беспризорно стоящий в самом углу, поднял за цевье. И как бы пробуя на вес, подбросил.

— Ты, — протянул он оружие невысокому худощавому бойцу с мрачноватым взглядом. Тонкие холеные усы делали его похожим на кота. — Стреляй в голову, чтобы не дергались.

— Понятно, — взял тот в руки автомат. Привычно оттянул затвор, металл угрожающе щелкнул. — Ну… Молитесь! — и короткими прицельными очередями принялся расстреливать лежачих.

В смертельном танце задергались подстреленные тела. Пороховая гарь мгновенно перебила приторный запах крови, и вонь, едкая, противная, выползла через приоткрытую дверь и свободно распространилась по всему залу.

С некоторого времени Осянин стал опасаться собственной тени. И, прежде чем выйти из подъезда, он долго наблюдал за передвижениями во дворе. Только убедившись в полнейшей безопасности, он отваживался выходить на открытое пространство.

Закрыв за собой дверь, Петр Павлович некоторое время прислушивался к шагам в подъезде. Где-то наверху громыхнула тяжелая дверь, и установилась привычная тишина. Осянин поднял воротник и, стараясь не особенно шуметь, стал спускаться вниз.

Прошлая неделя была для него удачной: во-первых, он подписал контракты на триста тысяч долларов, а во-вторых, сумел найти подход к двум премилым девочкам четырнадцати лет. Самое приятное заключалось в том, что для этого ему не понадобились услуги сутенеров, которые всегда становились невольными свидетелями его малых шалостей. Он встретил их в собственном здании — девушки, спрятавшись от ветра, мило ворковали в проходной. Ему достаточно было невзначай показать пачку долларов, чтобы проявить к своей персоне нешуточный интерес.

А еще через день Осянин сумел убедиться в том, что они не так невинны, как ему представлялось в самом начале. Даже кровать, сделанная по спецзаказу и больше напоминающая взлетное поле, чем ложе любви, не смогла удовлетворить всех фантазий юных жриц.

Петр Павлович улыбнулся — девочки не знали себе цены и имели таксу вокзальных проституток. А пирожные, которыми он их угощал всякий раз перед совокуплением, воспринимали так шумно, как если бы каждой из них дарил по кольцу с бриллиантом.

На улице тоже было спокойно, не считая трех мужичков, вдохновенно споривших после принятия на грудь бутылки бормотухи. Его дорога проходила именно через неприятную компанию, а за углом, чтобы не привлекать лишнего внимания, стояла темно-зеленая «Нексия». Осянин был уверен, что в окна третьего этажа за ним наблюдает пятнадцатилетняя озорница и прилежная школьница девятого класса. Сто долларов, что он отвалил ей за удовольствие, она восприняла так же восторженно, как некогда бедняга Аладдин — пещеру с сокровищами. И наверняка сейчас подсчитывает в уме, сколько ей удастся заработать за год, если встречи с богатым дядькой превратятся в добрую традицию.

Осянин скосил глаза в сторону мужичков.

Похоже, что веселье у них только начиналось. На импровизированном столе — высоком ящике из посеревших досок возвышалась еще одна бутылка красного вина, здесь же грубо нарезанная вареная колбаса с ломтями хлеба. Обыкновенная закусь среднего потребителя, не избалованного заморскими разносолами.

— Бородища на нем вот такая, — вдохновенно рассказывал один из них. — Пиджачок на нем изрядно затерт, но профиль хранил отпечаток интеллектуальности. Скорее всего он был из того вымирающего племени интеллигентов, что, опускаясь на самое дно, не забывают говорить красивости проходящей мимо даме и извиняться за свой непрезентабельный вид. — Ну словно у Менделеева.

— Или у Карла Маркса, — подсказал другой его коллега по сословию.

— Оба они волосатые, — согласился третий, продолжая держать стакан, наполненный до краев вином. — А все волосатые и с бородами очень друг на друга похожи.

Мужчины были так заняты развернувшейся беседой, что даже не заметили Осянина, который, стараясь не задеть выпирающий на дорогу ящик, бочком затопал по дороге.

Петр Павлович отошел уже на десяток шагов, когда услышал за своей спиной шаги. От недоброго предчувствия внутри все сжалось и похолодело, он хотел обернуться, но услышал сдержанный, но полный злобы голос:

— Не верти башкой, падла! Если надумаешь взбрыкнуться, так шмальну тебе между лопаток куском свинца, — и, словно в подтверждение этих слов, в спину чувствительно ткнулось что-то очень жесткое. «Ствол!» — догадался Осянин, и страх парализующей волной пробежался по всему телу.

— Что вам от меня надо? — В горле сделалось сухо. А окончание фразы словно прилипло к гортани и не желало выходить наружу.

— Ты еще спрашиваешь, сучонок! — послышался за спиной злой сип. — Похоже, что малолетние бабы тебя совсем рассудка лишили, если ты ни о чем больше не помнишь!

— Послушайте!..

Осянин хотел обернуться, но сильный удар в плечо заставил сжаться от боли.

— Тебе же сказано, не глупи! Повернешься тогда, когда я тебе разрешу.

— Да что вам от меня надо? — Петр Павлович уже не счел нужным скрывать страх, который, вторгшись в него, сумел отравить все существо.

— Топай вперед… Вот так… Иди под тот куст. А теперь садись на лавку. Если что-нибудь вякнешь… пристрелю!

Осянин, еле справляясь с противной дрожью, присел на лавку и мгновенно ощутил холод, который пронизал его тело.

— Да что же это такое?

— Смотри в землю! — зло проговорил незнакомец. — Если будешь пялиться на меня, то получишь пулю между глаз! Тебе все ясно?

— Я вас понял, — пролепетал Осянин, уткнувшись взглядом в светло-коричневые ботинки незнакомца.

Несмотря на грязь, они были идеально чистыми, и Осянину даже показалось, что он увидел собственное отражение. Голос принадлежал тому самому мужику, что рассказывал про чужую бороду. Теперь стало понятно, что встреча эта была далеко не случайной, троица поджидала именно его.

— А теперь ответь мне, только откровенно. Это ты посылал людей на Луговую? На меня не смотреть, — повысил незнакомец голос, когда Осянин, забывшись, чуть приподнял голову.