Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В салоне «Нормандии» любопытный разговор состоялся у Валерия Павловича с репортером «Дейли геральд», который спросил нашего командира:
— Скажите, что вы чувствовали во время полета над Северным полюсом?
— Ничего особенного, — улыбаясь, ответил Чкалов, — повседневная работа и даже сон согласно вахтенному графику.
— Где вы учились? — задал второй вопрос тот же корреспондент.
— Да там же, где учились все наши ребята в давно прошедшие дни. Настоящей школой была гражданская война, революция, партия большевиков. Это была школа второй ступени. Хорошая школа, смею вас уверить, — весело сказал Чкалов и тут же добавил: — Запишите, что летному делу я был обучен Михаилом Михайловичем Громовым, асом советских летчиков.
— В этом случае учитель может быть доволен своим учеником, — заметил лондонский корреспондент американской газеты.
Кто-то из окружавших нас незнакомых людей в салоне «Нормандии» задал еще вопрос лично Чкалову:
— Вы очень богаты, мистер Чкалов?
Валерий, чуть подумав, оглядел всю окружающую нас публику и серьезно сказал:
— Да, я очень богат!
— Сколько же миллионов имеете? — снова спросил иностранец.
— Сто семьдесят миллионов! — уже с хитринкой во взоре озорно ответил Валерий.
— Чего? Рублей, долларов? — пытался уточнить вопрос, по-видимому, американец.
— Сто семьдесят миллионов человек! — разъяснил Чкалов удивленному иностранцу. — Все они работают на меня, а я на них… — весело закончил Валерий.
…Вот уже поезд мчится по родной советской земле. Вот он плавно подошел к перрону Белорусского вокзала. В дверях вагона показался весело улыбающийся Чкалов. Он был взволнован, увидев забитый тысячами людей перрон, услышав восторженные овации.
С женами и детишками поднимаемся на трибуну.
Площадь неистовствовала. Ливни оваций, приветственные крики. Валерий сказал мне на ухо:
— Черт его знает почему, а волнуюсь, как еще до этого ни разу не было даже в Америке.
— В Америке легче, там волнения сбивают свистом…
Лишь звуки мощного оркестра, заигравшего «Интернационал», усиленные радиорепродукторами, смогли унять восторги встречающих.
Чкалов держит под руки Ольгу Эразмовну и сына. Девятилетний Игорек в новенькой матроске неотрывно глядит на отца. Мальчик пригибает к себе его голову и что-то шепчет. Валерий заразительно смеется и целует сына в щеку.
Митинг открылся. Один оратор сменял другого. Бурные аплодисменты заставляли их делать частые паузы. По поручению ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР экипаж Чкалова приветствовал нарком оборонной промышленности.
С краткой ответной речью выступил Валерий Павлович, которому несколько минут тысячи встречающих не давали возможности начать говорить, приветствуя его непрерывными, бурными аплодисментами.
— Здравствуй, родная страна! — начал командир АНТ-25.— Здравствуй, родная Москва! Мы очень счастливы и горды тем, что нам первым пришлось проложить новый маршрут, который лежал через Северный полюс в Соединенные Штаты Америки…
И вновь долго не смолкающие аплодисменты и крики «ура!».
Митинг окончен. Мы сошли с трибуны. Нас каждого вместе со своими родными усадили в увитые гирляндами цветов открытые автомобили. Медленно выехали на улицу Горького, эту уже традиционную магистраль героев. Люди плотными шпалерами стояли от Белорусского вокзала до самого Кремля.
Чкалов, прижимая к себе жену и сына, говорил восторженно:
— Лелик, Игорюшка! Поглядите кругом: какие улыбки, сколько доброжелательства…
По мере продвижения по Горьковской магистрали сильнее становилась пурга листовок (их бросали с балконов и из окон домов), напоминая Чкалову и его друзьям о тех настоящих полярных циклонах и вьюгах, сквозь которые пробивался АНТ-25, летя через пространства «полюса недоступности».
Машина, в которой ехали мы с женой, следовала сразу же за автомобилем Чкалова, и я мог по его жестам судить, что командир АНТ-25 растроган встречей до предела. Машины остановились у Большого Кремлевского дворца.
В Георгиевском зале состоялся прием, устроенный ЦК ВКП(б) и правительством СССР. Принимали наш экипаж со всеми нашими чадами и домочадцами и знакомыми.
В газетах на следующий день была подробно изложена встреча экипажа Чкалова на вокзале и много давалось материалов о приеме в Кремле.
В первое же утро после возвращения домой Чкалова начал донимать телефон, посыпались бесконечные просьбы «выступить и рассказать о своих полетах». Затрезвонил и мой телефон, цель звонков была та же. Частота вызовов стала настолько высокой, что пришлось подключить жену, которая смутно объясняла о моем срочном выезде «куда-то». Конечно, это был не научный метод планирования, но его эффективность к вечеру повысилась до значительного уровня. Этим опытом моя Евгения Сергеевна поделилась с Ольгой Эразмовной, и Валерий Павлович сразу почувствовал великую пользу товарищества в семейной жизни.
Однако вскоре были найдены другие формы просьб и приглашений.
Делалось это очень просто. Вожатый или вожатая с солидной группой пионеров добирались до дома на Садовой. Входили в подъезд, где тетя Люся, неравнодушная к цветам и детям, усаживала ребят по очереди в лифт, поднимала на 5-й этаж и с самой доброжелательной улыбкой нажимала кнопку звонка квартиры 102. Обычно Чкалов сам открывал дверь, и детвора с ходу брала его сердце на абордаж. Он вводил их в свой кабинет, мусолил листки календаря и, нюхая подаренные цветы, кряхтел, выбирая возможные варианты посещения школы, лагеря или костра.
Если ребята не заставали Чкалова, то они по совету лифтерши тети Люси звонили напротив, в мою, 101-ю квартиру, и я часто становился «невинной» жертвой, когда ребята за неимением Чкалова нажимали из последних сил на Байдукова. Их третий запасной вариант — это добыть Сашу Белякова, который жил в соседнем с нами подъезде. Пока мы ломали голову над планированием своих поездок, «график лифтерши тети Люси» действовал безотказно и оптимально…
2 августа 1937 года газеты писали, что Валерий Павлович в Рыбинске, на городской площади отчитывался о перелете перед 15 тысячами трудящихся города и ближайших деревень.
3 августа мне сообщили, что Чкалов теперь снова в кадрах ВВС РККА и ему присвоено звание полковника.
Я позвонил в Рыбинск и разыскал Валерия в райкоме партии. Он собирался выступать на городском партактиве.
— Поздравляю, Валериан, со званием «полковник»!
— Да что ты, Егорушка! — взволнованно окал мой друг и спрашивал: — А тебе и Саше что?
— Мне — «майора», а профессору— «бриг-инженера».
— Ну рад за тебя и Сашу. Только обождите моего возвращения — отпразднуем вместе…