Те, кто заявляют, что обладают слоновьей памятью, больше напоминают золотых рыбок. Многих удивляет, что, несмотря на все свои достижения, я все еще переживаю о своем вестхэмовском периоде. Его длительность – основная причина, почему мои воспоминания все еще свежи. Меня поносили за то, что я был сыном Фрэнка Лэмпарда, а не за то, что я недостаточно хорошо играл. Сейчас я занял второе место после Роналдиньо в голосованиях за звание лучшего футболиста Европы и мира и победил в премьер-лиге вместе с «Челси», и моим критикам нелегко это принять.

Они считали, что я недостоин «Вест Хэма», но сейчас я достаточно хорош для того, чтобы играть в основе чемпиона премьер-лиги и сборной Англии. Оказалось, что они были неправы. Какова их реакция? Признать ошибку и помалкивать в мой адрес? Нет, конечно, нет. Ничего подобного. Они понимают, что им показали их место, но гнев застилает им глаза, и вместо того, чтобы забыть обо всем, они теряют всякое чувство меры и бранят меня за мой успех еще больше. Они засовывают головы в песок, клянутся в верности «Вест Хэму» и решают, что их мнение обо мне остается неизменным. Они фанаты «Вест Хэма» и ненавидят Фрэнка Лэмпарда. Как это печально.

Если бы я ушел и не смог стать лучше, если бы в «Челси» я растратил свой потенциал и играл плохо, то мое возвращение на «Аптон Парк» ограничивалось бы чем-то вроде: «Ну ты и лох, Лэмпард» или «Бессмысленная трата денег» и не превращалось бы в такую вакханалию. Вакханалия вызвана именно тем, что, покинув «Вест Хэм», я стал сильнее и успешнее, и они ненавидят чувство своей неправоты.

Когда мне было восемнадцать, у меня был период, когда я заходил в Интернет и читал фанатские сайты. Там были сотни чат-комнат и форумов, посвященных «Вест Хэму», посетители которых выражали разную степень презрения к моей персоне: от обычного шлака до совершенно неадекватных выпадов. В этих школах футбольной критики меня обозначали как «такого-то сына», к чему я давно привык. Меня называли так же, когда я выходил на поле или разминался на бровке, так что по крайней мере они были последовательны. Как и я последовательно работал, отдавая все силы клубу. Если болельщик говорит мне, что я сыграл плохо, то это его личное мнение, на которое он имеет право, если был на стадионе, и с ним можно согласиться или не согласиться. Футболиста может задеть или обидеть критика его игры, но по-настоящему меня бесит одно очевидно несправедливое обвинение – в том, что я ленивый. Это любимая тема фанатов «Вест Хэма», несмотря на то, что на самом деле я был самым трудолюбивым в клубе.

Я находился на базе даже в выходные, всегда оставался после тренировки и всегда старался стать лучше. Про меня можно сказать все, что угодно, но только не то, что я ленивый. Еще одним нелепым наездом было то, что я якобы забивал только в кубковых играх и против слабых команд.

Звонки в студию были просто уморительны. У этих балаболов было столько претензий ко мне, что мне начинало казаться, что эти потоки оскорблений в мой адрес были любительской попыткой коллективной терапии.

Если я играл хорошо и поводов для придирок не было, то они их придумывали. Еще одной моей любимой претензией было то, что меня никогда не заменяли и не сажали в запас, потому что команду тренировали мой отец и Харри. Мне есть что сказать по этому поводу. Перейдя в «Челси», я сыграл в четырех первых играх и пропустил одну из-за удаления. После этого я провел 164 матча в стартовом составе подряд, установив новый рекорд премьер-лиги. Эта серия длилась пять сезонов при двух главных тренерах. Поэтому я снимаю шляпу перед всеми фанатами «Вест Хэма», жаловавшимися на то, что я никогда не сажусь в запас. Вы были правы, это так, но с причиной вы не угадали. Кто выбирал стартовый состав, не имело значения, как показали дальнейшие события.

Когда я играл в «Вест Хэме», случались и другие инциденты – например, фанаты часто подходили ко мне в пабах после игр. «Вы только посмотрите. Ты сегодня играл дерьмово, как тебе хватило храбрости явиться сюда после такого?» И так далее, и тому подобное. Однажды вечером я пошел выпить вместе с Монксом и парой его приятелей, фанатов «молотобойцев». Бар был полон крупных мужиков, у которых было не очень много волос на голове и еще меньше интереса ко мне. Но вдруг кто-то закричал: «Эй, Стив! Вон сидит Фрэнк Лэмпард, которого ты поливал весь день!» Мы победили со счетом 2:1 и играли хорошо, но этого было недостаточно. Я был еще совсем мальчишкой. Меня тут же окружили десять мужиков, и я не мог там оставаться. Через несколько минут я ушел, полностью упав духом.

Дошло до того, что мне не нужно было находиться рядом с фанатами, чтобы чувствовать их злобу. Она преследовала меня повсюду – и дома, и на улице. Я ощущал ее, ложась спать вечером и просыпаясь утром. Было так плохо, что в день игры я приходил в ужас от необходимости ехать на «Аптон Парк». Я начинал нервничать за сутки до игры, и мне становилось все хуже. Поначалу я не мог понять, что со мной. Сначала я считал, что это обычное волнение перед игрой: каким будет результат, сыграю ли я хорошо или плохо, и вообще сыграю ли. Но это чувство – все та же тупая боль в животе – не покидало меня и после матчей, и я понял, что дело в другом.

Спустя годы мама заговорила со мной об этом. Она сказала, что очень беспокоилась обо мне. По выходным я выглядел бледно и задумчиво и все глубже проваливался в себя по мере приближения игры. Сначала она списывала мое состояние на предматчевый мандраж, но быстро поняла, что проблема куда серьезнее. Мне было грустно. Я не хотел выходить из дома из-за того, что ждало меня снаружи. Мама понимала, что прямой разговор со мной лишь усилит мою боль и что я попытаюсь сделать вид, что все в порядке и ей не о чем беспокоиться. Это происходило не каждую неделю. Иногда я играл очень хорошо и осознавал это, чувствуя себя увереннее и крепче. Но меня не сильно хвалили за удачные матчи – лишь меньше критиковали. Но я был рад любому послаблению.

Впрочем, оно длилось недолго – пара неточных передач или продолжительное движение без мяча возвращали все на круги своя. Первыми заводились болельщики с «курятника», восточной трибуны напротив технической зоны и скамеек запасных, где собирались самые горячие фанаты клуба. С учетом того, какой шум могут произвести 30 тысяч глоток, начало больше походило на жужжание. Когда эти выкрики доходили до других секторов, скорость распространения возрастала. Свист и улюлюканье охватывали весь стадион, подобно раку. Я знал, как это происходит, и я так боялся, что не мог даже спокойно принять мяч. Это было дико. Мне всегда хорошо удавалось отбирать мяч у крайних или центральных защитников и разгонять атаки. Я играл так с раннего детства и сейчас так играю. Это самое естественное для меня действие на поле. Но в то время я жутко боялся сделать что-то не так.

Я видел, что могу открыться и получить пас, и начинал осторожничать. Вдруг за мной по пятам следует соперник? Я чувствовал давление и не открывался под передачу, потому что опасался, что это лишь приведет к новым оскорблениям с трибун.

Иэн Бишоп был одним из самых одаренных игроков клуба. Он был старше меня, но в плохие периоды проходил через то же, что и я. Удивительно. В команде были и другие, более брутальные игроки, которым поклонялись только за то, что они иногда шли в подкат. После моего ухода в «Вест Хэме» играл Майкл Каррик, и его оскорбляли точно так же. Почему? Просто он хотел играть хорошо. Это странно: в «Вест Хэме» гордятся тем, что команда всегда следовала духу игры и стремилась играть в футбол, но сейчас тех, кто пытался вновь разжечь этот дух, возненавидели. Ни один растущий молодой игрок не может обойтись без ошибок. Без них нельзя научиться. Никто не идеален. После ухода Майкла из «Вест Хэма» мы с ним общались и нашли общие черты в том, как с нами обращались.