С видимой неохотой Джош вынырнул из грудей Максин и – весьма примечательно – посмотрел первым делом не на дверь, а на себя в зеркале, взъерошил волосы, а потом взглянул на Стивена, но даже шок от лицезрения постороннего в комнате не смог стереть довольную улыбку с его лица.

– Привет, ребята, – сказал Стивен.

Даже не останавливая движения бедер, Максин повернула голову и тоже уставилась на него взглядом василиска. В маленькой комнате воцарилась тишина, нарушаемая только звуками дыхания, поскрипыванием вертящегося стула и оркестром из CD-плеера, добравшимся до роскошной драматической кульминации, – и Стивен внезапно узнал музыку из «Властелина колец».

Он все смотрел, пока на лице Максин не начала зарождаться непристойная ухмылка.

– Это у нас разогрев! – заявила она и начала хохотать, и Джош тоже засмеялся, бесстыдным хриплым смешком, а потом задержал дыхание, сделал строгое лицо и сказал тихо, очень медленно и отчетливо:

– Какого хрена, Стефани. Закрой дверь с той стороны.

Интерьер театра. Вечер.

Крупный план: на веревке подвешено пианино. Оно раскачивается, веревка опасно трется о железный брус или

Нет, стойте. Заново…

веревку перерезает большим ножом НЕВИДИМЫЙ враг, одетый в черный плащ и зловещую белую маску. ПЕРЕХОД на…

Джош Харпер, 29 лет, дьявольски красивый, на сцене исполняет свою заключительную речь, не подозревая о нависшей опасности. ПЕРЕХОД на…

…снова веревка. Крупный план на волокнах, лопающихся одно за другим, в то время как внизу Джош приближается к кульминации речи.

Очень крупный план на последней нити, которая натягивается и наконец лопается. Пианино летит вниз. Джош слышит внезапный хлопок и шуршание веревки, вылетающей из отверстия. Наезд на лицо Джоша, ПЕРЕХОД НА аханье и вопли ужаса среди публики, громовой атональный аккорд, когда пианино ударяется о сцену, очень крупный план визжащей Женщины, потом крупный план руки Джоша в белой рубашке с пышными рукавами, торчащей из-под обломков, пальцы бессмысленно дергаются. Из-под останков пианино начинает сочиться ручеек крови. Поверх криков слышится зловещий мстительный смех. ПЕРЕХОД НА – ПРИЗРАКА. Согнутая рука в кожаной перчатке тянется к белой маске и снимает ее, открывая уродливые, искаженные ненавистью черты…

– Мистер Маккуин! – прошипел голос из динамика за правой кулисой. – Еще раз, это ваш вызов, мистер Маккуин. Маккуин, ваш выход!

Стивен поспешно натянул маску на лицо и пошел, чуть менее сверхъестественно, чем обычно, через сумрак в задней части сцены, чтобы встать у двери и нетерпеливо ждать, когда Джош наконец уже договорит и умрет. Он выполнил все положенное по роли: открыл дверь (медленно), поклонился (мрачно, торжественно), закрыл дверь (медленно), ушел (быстро), хотя, пожалуй, в этот раз с чуть меньшим изяществом и отдачей.

Джош ждал его в кулисах, ухмыляясь.

– Эй, Буллит! – крикнул он поверх аплодисментов, кусая нижнюю губу в своей версии шутливого раскаяния. – Извиняюсь за всю эту сцену полового акта. Хочешь потом пойти выпить? Обговорить кое-что…

– Джош, это и правда не мое дело, – сказал Стивен, хмурясь, несколько бессмысленно, под маской.

– Позволь мне рассказать мою часть истории, ладно? Расставить все по местам? – (Аплодисменты усилились, когда на пустой сцене зажегся свет.) – Слушай, я должен выйти и сделать это, но я заскочу и подхвачу тебя после. Дай пять, ага? – И Джош проделал свой нелепый пируэт назад, потом выбежал на авансцену под гремящие аплодисменты, и начались выкрики «браво» и «бис», и он выдал свой висящий поклон типа «я вымотан».

Стивен сдвинул маску на макушку и посмотрел в зал. «Не хлопайте! – хотелось крикнуть ему. – Не аплодируйте ему. Он фигляр, самодовольный, прилизанный, нарциссичный, бесцеремонный придурок в рубашке с пышными рукавами. Не аплодируйте этому человеку. Он совершенно точно не хороший человек. Этот человек занимается сексом под музыку из „Властелина колец“».

Как будто хоть что-то из этого имело хоть какое-то значение.

Пока он топал по ступенькам обратно в свою гримерку, на него налетела Донна, заведующая постановочной частью:

– Ну, мистер Маккуин, что это было такое?

– Извините, не мог сосредоточиться.

– Бога ради, Стив, все, что тебе нужно сделать, – поклониться Джошу и открыть ему чертову дверь. Не слишком много, а? – съязвила она, протискиваясь мимо него. – Мартышка могла бы это сделать, если бы нам удалось найти мартышку с профсоюзной карточкой.

Максин ждала его, стоя у двери в гримерку:

– Можем перекинуться словечком?

Она вошла за ним и прислонилась спиной к закрытой двери, кусая губу, – прямо роковая женщина из «черного» фильма откуда-то из-под Бейзингстока, и было удивительно легко вообразить крошечный серебряный пистолет в кармане ее пушистого белого халатика. Или, например, ледоруб.

– Я знаю, что ты думаешь, Стив, – мурлыкнула она.

– И что же я думаю, Макс?

– Ты наверняка думаешь, что я ужасная кокетка.

Стивен повернулся, чтобы посмотреть, неужели она это серьезно. Нельзя сказать, что Максин была совсем лишена принципов. Она старалась, если можно, покупать тунца, выловленного без ущерба для дельфинов, и отличалась непоколебимыми убеждениями по поводу, скажем, невозможности сочетания колготок со шлепанцами или темно-синего с коричневым, но в остальном Максин чувствовала себя совершенно свободной от каких бы то ни было моральных ценностей. Вследствие этого ей явно приходилось очень сильно стараться, сохраняя условно виноватое выражение лица. Уголки ее губ видимым образом боролись сами с собой, чтобы не подняться в ухмылке ребенка, который только что с огромным удовольствием нарочно описался.

– Кокетка не раскрывает суть, Макс, ведь так?

– Нет, полагаю, нет. И все же, если бы ты постучал в дверь, Стивен, вместо того чтобы вот так врываться…

– Я стучал!

– Недостаточно стучал. Какой смысл стучать, если не хочешь, чтобы тебя услышали?

– Ну, если бы вы сделали музыку из «Властелина колец» потише, то, возможно…

– И как долго ты там стоял вообще?

– Да практически нисколько.

– И при этом пялился, да?

– Нет! – возразил он, стараясь, чтобы его голос не прозвучал так, будто он защищается.

– Рот открыт, глаза прямо свесились на стебельках. Я хочу сказать, любой другой просто вышел бы и закрыл дверь…

– Слушай, Консуэла…

– …а не стоял бы там пятнадцать минут, все разглядывая.

– Я не мог…

– Удивляюсь, что ты не сбегал домой за камерой.

– Я прямо не верю.