– Для горных троп лучше не придумаешь! – уверял конюх, поглаживая косматого низкорослого конька.

Я решил положиться на чужой опыт и в итоге не прогадал.

Из Хакодате по узкому перешейку, связывающему порт с основной частью острова, мы двинулись на северо-восток, в горы. Нашей целью был погасший вулкан Тэнгу-Хираяма: неподалеку от него располагалась деревня Макацу, где жили опекуны моей невесты. Меня смутило название вулкана – слово «тэнгу» слишком много значило, а в каждом совпадении я видел если не волю богов, то путеводные знаки. Меня также смутила близость деревни к вулкану, но сведущие люди объяснили, что Тэнгу-Хираяма давно забыл про извержения, а землю в тех краях трясет ничуть не больше, чем в иных местах.

Погода не баловала. Местные удивлялись моей привередливости, заявляя, что лето как лето, даже получше иного. «Поездили бы вы зимой!» – смеялись они. И добавляли, что на Эдзоти в году семнадцать солнечных дней. Все остальное время – не снег, так дождь, не тучи, так облака.

Кто бы спорил, думал я, кутаясь в плащ.

Мерин шел ходко. Широно не уступал ему ни в скорости, ни в послушании. Старый настоятель так привык висеть за спиной слуги, что мог часами дремать, младенчески посапывая. По-моему, путешествие доставляло святому Иссэну огромное удовольствие. Я опасался, что диковинная обувь Широно может подвести его в горах, но стыдно признаться – когда я шел пешком, желая размять ноги, я спотыкался куда чаще Широно.

Сказать по правде, он не спотыкался вовсе.

Равнины сменились горами, озера остались позади. Мы забирались все выше, ища тропу в лесах из пихты и ели, кедра и березы, с густым бамбуковым подлеском. Все чаще встречались заросли непроходимого кустарника. В узких, но бурных речушках Широно каким-то чудом – не иначе, волшебством! – ловил рыбу. Камни он бросал отменно, и тогда мы, за исключением монаха, радовали брюхо нежным птичьим мясом. Я, как господин, по большей части собирал грибы. Дважды нам встретился медведь, но к счастью, зверь обошел нас стороной, не тронув.

В деревнях, которые попадались на пути, нам удавалось разжиться если не рисом, то овощами, ячменными лепешками и тыквами-горлянками, полными капустного сока. Сок был сброженный, но это его не портило.

Цель нашей поездки была уже близко, в нескольких часах езды, когда мы увидели эту хижину.

Сперва я решил, что это окраина очередной деревни. Нет, хижина стояла сама по себе, в месте столь безлюдном, что трудно и представить. Стены из досок и веток, обмазанных глиной, крыша из кустарника и тростника – должно быть, жилище возвели лесорубы или охотники для своих нужд. Жестом велев спутникам остановится, я долго присматривался к хижине и крохотному дворику перед ней.

Вряд ли нас ждала какая-то опасность. Внутри хижины, похоже, кто-то был, но признаков того, что здесь обитает банда лихих людей, я не наблюдал. Я вообще не очень-то понимал, как эта хижина возникла перед нами. Вот только что я видел тропу в лесу, которая то ползла вверх, то спускалась вниз; размышлял, проламываться нам через кусты или двинуть в обход, и нате вам – хижина.

Как из-под земли выросла.

– Я войду первым, – предупредил я, спешиваясь. – Когда подам знак, идите за мной.

И добавил, поразмыслив:

– Широно, поставь святого Иссэна на ноги. И будь начеку! Если что, твой жизненный опыт нам пригодится.

Мерина я привязал к жердям ограды. Шагнул к дверям:

– Есть кто живой?

Ответ пришел не сразу:

– Скромный отшельник приветствует путников.

– Мы не побеспокоим вас?

– Входите, прошу.

Пригнув голову, я вошел. В хижине царил густой полумрак, но было видно, что здесь обитает крайняя бедность. Она стояла передо мной в лице хозяина хижины. Ветхая, многократно чиненая одежда, лапти из полосок коры. Длинные волосы свисали ниже плеч – похоже, их давно не собирали в прическу. Лицо отшельника было на удивление благообразным и располагало к себе.

– Вы не один? – спросил он, кланяясь. – Зовите всех, от меня им не будет вреда.

3

Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Меня зовут Кимифуса.

Отшельник еще раз поклонился, выказывая уважение гостям.

– Умоляю о прощении, но мне нечем угостить вас. Разве что чашка воды?

Я наскоро огляделся. В хижине действительно не наблюдалось признаков съестного. Ни припасов, которые вешают на стенах или под стрехой, ни котелка, где можно было бы что-то сварить. Посуды, из которой люди обычно едят, я тоже не видел.

Как он живет, бедолага?

– Я недостойный монах по имени Иссэн, – видя, что я не спешу вступить в разговор, настоятель взял бремя знакомства на себя. – Это мои спутники: Торюмон Рэйден, самурай из Акаямы, и его слуга.

– Монах?

Отшельник сдвинул брови, как если бы что-то понял:

– Это многое объясняет. Не будь вы монахом, почтенный Иссэн, и должно быть, человеком немалой святости – вы все прошли бы мимо моей хижины, не обратив на нее внимания. Присаживайтесь, выпейте воды. Я рад вашему приходу.

Мы опустились на циновки, остывшие из-за холодного земляного пола. Широно встал у стены, возле дверей, скрестив руки на груди. Его взгляд неотступно следовал за отшельником, когда тот двигался по хижине. Но Кимифуса занимался самыми обыденными делами, в которых не крылось никакой угрозы. Разжег железную жаровню, пододвинул ближе к нашим ногам. Взял кувшин, разлил воду по трем чашкам. Поставил чашки у жаровни, чтобы вода согрелась. Сел напротив нас: прямо на пол, без циновки.

Я содрогнулся.

– От вас ведь ничего не скроешь, святой монах, – произнес он.

В голосе Кимифусы звучала грусть. Но я услышал и отголосок надежды.

– Кое-что я вижу, – кивнул настоятель. – Не все, но достаточно.

Краем глаза я заметил, что Широно тоже кивнул.

– Да, – согласился Кимифуса. Казалось, старик сказал ему еще что-то, чего я не услышал. – Да, вы правы. Я дзикининки, несчастный людоед.

Моя ладонь легла на рукоять плети.

– Успокойтесь, достойный самурай, – движение не ускользнуло от отшельника. – Я бы сказал «не бойтесь», но это оскорбит ваше бесстрашие. Вам незачем хлестать меня, бить кулаком или пинать ногами. Пока я в этом облике, а солнце горит в небе, я безопасен для вас. Я безопасен для вас и после захода солнца, потому что вы живые. Но не скрою, ночью я могу сильно напугать неподготовленного человека.

Потому что мы живые? Я ничего не понимал.

– Дзикининки едят только мертвечину, – пришел мне на помощь настоятель. – Живым от них ущерба нет. Хотя я слыхал о несчастных, которые умерли от страха при встрече с дзикининки.

– Вы дух? – осторожно спросил я Кимифусу. – Голодный дух?