Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы не стрижем, мы просто работаем, — выпрямился Владимир. — Работаем, не жалея сил, чтобы все дать вам. Вопрос в том, как вы воспринимаете эту нашу жертву.
— Время вынуждает вас учить молодежь, — невозмутимо кивнул Олег. — Мир, осложняясь, требует людей широко подготовленных.
— Однако эти широко подготовленные люди любят вкусно поесть, — повысил голос Владимир. — А для этого надо хлеб сеять, за скотинкой ухаживать… Посмотрим, как вы будете кормить нас, когда мы состаримся.
— Уверяю, не хуже. Еще в десятилетке я научился водить комбайн и трактор. В армии стал шофером. Чтобы поступить в институт, два года работал санитаром в больнице… Мои друзья — это люди, за которых я могу ручаться в любых обстоятельствах.
— И на фронте, случись? — все еще не сдавался Владимир.
— И на фронте. — Олег встал. — Кстати, в армии нам доверяли куда больше, чем вы здесь, на гражданке.
— Стоп! — прервала их разговор Алена. — Иди-ка, Олег, помоги переставить книги… Смотри, сколько писем получила мама, и все поздравительные! От бывших учеников, да? — повернулась к Валентине.
— Не успеваю отвечать. — Валентину порадовала чуткость дочери: не дала мужчинам поссориться. И какой блеск навела, хотя Валентина все прибирала к их приезду…
— Ой, ведь мы привезли тебе подарок! — вспомнила вдруг Алена. — Олег, у тебя в портфеле! Достань!
В объемистом свертке был деревянный полированный корабль, с парусами, вырезанными из рога. «Большому кораблю — большое плавание. Дорогой мамочке в честь заслуженного. Алена и Олег», — прочла начертанные бронзой на борту корабля слова Валентина. «Дорогой мамочке… Алена и Олег», — повторила про себя. Вот у нее и двое детей… Бережно поставила игрушку на телевизор: пусть стоит здесь, на виду. Обняла, поцеловала обоих, внезапно — и непонятно почему — загрустив до слез.
— Мамочка, не плачь, мы ведь с Олегом еще не женимся, — утешала, затащив ее в спальню, Алена. — Решили раньше третьего курса не жениться. После института будем проситься сюда, в наш район, тут же всегда не хватает врачей. Будем с тобой, с папой, с бабушкой Дашей… Как тебе Олег? Папа на него сердится, да?
— Олег как Олег. Конечно, мы с отцом смотрим на него совсем не такими глазами, как ты. Усы вот… — улыбнулась Валентина сквозь слезы.
— Ну, мама, при чем тут усы? Он хороший, правда. Рос без отца, мама у него бухгалтер, всегда занята, он все может и умеет. Хотела тогда, по телефону, спросить у тебя разрешения, думаю: вдруг не разрешишь? А я уже пригласила.
— Ты же знаешь, что можешь приглашать в гости кого захочешь, — прижала к себе пушистую голову дочери Валентина. — Олег твой ничего, кажется, с характером… А плачу я от счастья. Что ты здесь, что ты у меня такая… нисколько не изменилась за эти месяцы. Дай бог, чтобы не изменилась и после. Больше я не желала бы ничего.
…Перед сном, уже потушив свет, Володя сказал Валентине:
— А знаешь, парень с умом. Я думал, так, бросается словами… нет, знает, что говорит. Мне бы такого в комсорги.
— Младший Шулейко тебя уже не устраивает? Сам рекомендовал!
— Так больше никого не было! Механика найти проще, чем комсорга.
— Иван Иванович, — с горечью констатировала Валентина.
— Что — Иван Иванович? Какой Иван Иванович?
— Тише, детей разбудишь, — остановила его Валентина и прислушалась: нет, в спальне Алены и в гостиной, где устроили на диване Олега, тихо. Набегались, нахлопотались за день, спят. — Сорокапятов, какой же еще, — пояснила, ощутив, как при этом имени все в ней сжалось, похолодело. — Видно, на всю жизнь остается в человеке тог что внушил ему первый учитель. Сколько лет ты сбрасываешь со своих плеч Ивана Ивановича, а до конца так и не сбросил.
— Не понимаю. При чем тут первый учитель? Если можешь, объясни внятно.
— Я много думаю в последнее время о тебе, о себе. — Валентина говорила медленно, стремясь подыскать самые точные, убедительные слова. — Вот я начала работать в школе рядом с Перовой. Будь возле меня только она одна, возможно, я и стала бы смотреть на окружающее с ее точки зрения — все для себя, себе… даже в ущерб кому-то. К счастью, рядом со мной жили другие, настоящие люди. Ты, начиная большую, новую для тебя работу, доверился Сорокапятову, какое-то время вторил ему… Может, прав все-таки Олег, что есть в нас некоторая консервативность, — в нас, перешедших уже свой зенит?
Сонную тишину дома вдруг разрезал длинный телефонный звонок. Владимир, вскочив, схватился за трубку:
— Что? Что случилось? — Он зажег настольную лампу, сел, постепенно успокаиваясь. — Слушаю, Илья Кузьмич. Нет, не спал еще. Только из области? Опять били за совхоз «Павловский»? — Володя старался приглушить голос, чтобы не разбудить детей, но секретарь райкома, видимо, не очень разбирал его тихую, перебиваемую помехами речь. — Могу погромче. Будете решать? Ясно. Если бы речь шла об агрономе, я не стал бы возражать, но… Хороший организатор? Может быть, но главное для него земля, понимаете? Я уже объяснял… Нет. Да. Слушаю. — Володя перенес трубку от одного уха к другому, весь напрягся. — Да нет, Илья Кузьмич, что тут спорить. Конечно, чему-то научится и с людьми сумеет… Недоволен? Чем тут быть довольным, снимаете голову… конечно, не самые слабые, но, ослабив нас, укрепите ли вы «Павловский»? Есть ли в этом смысл? Требует обстановка… Она всегда требует. Но она и учит, сурово учит: человека надо определять к делу, которым он горит, а не дело пристегивать к человеку… Все это на бюро высказать? Понадобится — выскажу на бюро. — Подержав еще немного трубку возле уха, он опустил ее на рычаг. Бросил первый, даже не попрощался. Сказал Валентине: — Рвут с руками Шулейко. И не докажешь, не объяснишь…
Уехали Алена и Олег. Снова тихим стал зазвеневший было молодыми голосами дом. Трудно, когда дети в отлучке, писем, вестей ждать от них трудно, а еще тяжелей провожать. Были — и нет. Словно опустело все сразу. Лишь Володя постукивает на кухне чашками, собирая привычно ранний их завтрак. И ему тоже не по себе… Улетели из гнезда ласточки. Славно звучало когда-то в одном фильме: «Холоден и пуст без тебя мой дом, как балкон без ласточек зимою…»
Зима дунула наконец, пока еще несмело, осторожно, однако подсушила первым морозцем дороги, разогнала облака, выпустила в небесный простор редкое в эту хмурую осень солнце. Евгения Ивановна после уроков решила повести своих «продленников» в лес на прогулку. Дети высыпали из дверей школы как раз в тот момент, когда Валентина и Алла Семеновна, собравшись домой, вышли на крыльцо.