– Ну, знаешь, внешность тоже имеет значение. Это только кажется, что детей не волнует твой внешний вид и они приходят в класс лишь за знаниями.

– А они не за этим приходят?

– За этим. Только к тому, кто следит за собой и за своим, как они выражаются, «прикидом», идут охотнее.

– Бред какой-то.

– И вовсе не бред.

– Макаренко в косоворотке ходил.

– Тогда все в косоворотках ходили.

В этом Светка была права. Прошлое всегда хорошо тем, что во многом кажется удобнее настоящего. А как же иначе? Юность легче, воздушней и удобней старости. В юности Наташа не вылезала из джинсов, маек и кроссовок и чувствовала себя королевой красоты. Молодых людей тогда не интересовал шарм и элегантность. Ей было восемнадцать, и никакая одежда, даже холщовый мешок, не могли скрыть свежей, молодой плоти и нежного, очаровательного лица. А теперь для привлечения внимания надо выделяться, подыскивать нечто эдакое и еще неделю решаться выйти в этом «эдаком» в люди. Нет, с шарфом Светка тоже отлично придумала. Бижутерия или ювелирка на этих треугольниках потерялась бы, а широкий шелковый шарф тех же тонов, что и платье, – отличный акцент, притягивающий взор. Интересно, его притянется? Он, наверное, в очках. Да-да, наверняка. Ведь уже в шестнадцать начал щуриться. На контрольных все вставал из-за парты, к доске подходил поближе задания списывать. Учителя предлагали пересесть, а Ваня ни в какую. Ему нравилось его место на четвертой парте сразу за Наташей. Он так и говорил: «Когда скучно становится, я твою косу разглядываю, и душа отдыхает. Ни за что не пересяду, да и очки надевать неохота». Она спорила, утверждала, что «стекла ему пойдут, и вообще когда-нибудь надеть придется». Соглашался. Хотел непременно получить права, сесть за руль, и тогда, говорил, «от очков не отвертеться». Да, любопытно взглянуть на него усатого, очкастого и лысого. «Глупости! – Наташа сама себя одернула. – Если у собственного мужа проплешины, это вовсе не значит, что любой симпатичный тебе мужчина обязан в сорок лет быть обладателем залысин. Возможно, у него такая же густая шевелюра, как была. Это ты отрезала косу лет сто назад и раз пятьсот уже перекрашивала волосы, а Ваня вряд ли изменил прическу до неузнаваемости». Наверняка ее встретят те же зачесанные назад искусной волной пшеничные волосы, чуть топорщащиеся за ушами (он никогда не успевал вовремя подстричься).

Сумочка точно самая удачная покупка. Она сама ее разглядела на полке, а Светка даже губы прикусила от обиды, что не она первая нашла такую вещь, которая просто напрашивалась к платью. По цвету гармонировала с красными треугольниками, и по размеру просто была идеальна. Идеальна, и все. Ни убавить, ни прибавить. И не малюсенький клатч, в который носовой платок и тот не влезет, и не современный чемодан, куда при желании можно уместить полквартиры. Что только женщины носят в таких сумках? Собрание сочинений Вольтера?

«И что это я о Вольтере? Ах да! Ваня им одно время зачитывался и все вставлял к месту и не к месту: «А вот у Вольтера…».

Наташа как раз в тот период представила его родителям и, спросив об их мнении, увидела на лице отца недоуменную полуулыбку.

– Симпатичный молодой человек, – сказал он.

– Тебе правда понравился?

– Вполне. Он определенно положителен, но…

– Но?

– Но Вольтер в его годы…

– Лучше читать Вольтера в его годы, чем не читать вовсе, – бросила мама камешек в огород отца, и разговор был исчерпан.

А увлечение Вольтером быстро прошло. Кажется, его сменил то ли Кант, то ли Гегель, и Наташа с восторгом слушала цитаты о нравственных устоях и звездном небе.

«Да, сумочка хороша». Наверное, без Наташи смотрелась бы еще лучше. Все-таки не привыкла она к таким аксессуарам, да и к вещам. И шарф слишком шикарен, и каблуки будто с другой ноги сняты, и платье вроде по фигуре, а словно чужое.

И снова кидалась к телефону:

– Может, не ходить?

– Ходить, – Светка была неумолима.

– Ну, может, все-таки не надо?

– «Надо, Федя. Надо».

– Мне кажется, я выгляжу как дура.

– Ты ведешь себя как дура, а выглядишь прекрасно.

– Честно?

– Честно. Вот только прическа…

– А что прическа? – пугалась Наташа.

– Какая-то детская.

Она наматывала на палец кончик вечного хвостика и оправдывалась в трубку:

– Да я как-то привыкла.

– Ясное дело. Двадцать лет одно и то же.

– Ну, значит, по хвостику меня точно узнают.

– А надо, чтобы не узнали.

– Думаешь? – Наташу одолевали сомнения, но Светка была непоколебима:

– Уверена.

– И что же делать?

– Как что? Прическу.

– Какую? – Наташа пугалась еще сильнее.

– Красивую.

– В парикмахерскую идти? Укладываться? – В голосе появлялась тоска. Парикмахерские недолюбливала, руководствуясь принципом: ни один мастер не знает твою голову лучше, чем ты сам. Парикмахеры – они как хирурги: лишь бы резать. Попросишь кончики подровнять, а тебе полголовы оттяпают, да еще и челку какую-нибудь выдумают, что потом полгода в зеркало смотреть не станешь. Наташе идут гладкие волосы. У нее высокий лоб, большие глаза, приятный овал лица, а собранный на затылке хвост выгодно подчеркивает все эти достоинства. Так зачем тратить время и деньги на визит в салон? Седину подкрасить и сама может. Это тем, кто привык радикально менять цвет волос из смоли в пепельный блонд, а потом в рыжину, показано посещение стилистов, а Наташа со своей привычной баночкой хны как-нибудь сама справится. Да и вместо дорогущих средств, которые предлагают в салонах для ухода за шевелюрой, она использует еще бабушкой проверенное репейное масло. И волосы у нее густые, тяжелые, блестящие, и цвет красивый – каштановый. Если распустить… Ну, конечно! Можно ведь распустить!

– А что, если я распущу волосы?

– Распусти.

Наташа облегченно переводила дух, но не тут-то было. Следовало продолжение:

– И накрути.

– Что сделать?

– Накрутить.

– Зачем?

– Для красоты же! – Светка начинала злиться.

– А так некрасиво?

– Обыденно. Без изюминки, понимаешь?

Она не понимала, но в магазин за бигуди послушно сбегала. То ли от незнания, то ли от бестолковости купила мелкие и в огромном количестве. Полдня потратила на то, чтобы водрузить их на голову, еще столько же на то, чтобы снять. Вечером одновременно явились Светка и муж.

– Ну как? – спросила, медленно вертя головой.

Подруга, не сдержавшись, прыснула. Муж повертел пальцем у виска и констатировал: