положения. Из нескольких тысяч наказов лишь в восьми предлагалось предоставить евреям равные права. Однако и это ничтожное количество превышало количество наказов с аналогичным заявлением в пользу женщин[170].

Похоже, борьба за права евреев подтверждает общее правило – первые попытки поднять вопрос о чьих-либо правах зачастую приводят к обратным результатам. Неприязненные в массе своей наказы предвосхитили решение депутатов в декабре 1789 года не предоставлять евреям политические права. Тем не менее в течение последующего года и восьми месяцев логика прав подтолкнула развитие общественных прений. Всего лишь через месяц после депутатских дебатов испанские и португальские евреи, жившие на юге Франции, представили в Учредительное собрание петицию, в которой сообщали, что уже участвуют, подобно протестантам, в политической жизни городов на юге Франции, например в Бордо. Выступая от имени Конституционного комитета, либерально настроенный католический епископ Шарль Морис Талейран-Перигор решительно поддержал авторов петиции. Евреи не требуют новых гражданских прав, подчеркивал он, а всего лишь просят оставить им прежние права, поскольку, как и протестанты, уже пользуются ими. Таким образом, Учредительное собрание смогло наделить правами часть евреев, не меняя положение сообщества в целом. В этом смысле аргумент к практике мог быть обращен против тех, кто выступал за категориальное разделение[171].

Речь Талейрана вызвала бурю недовольства, особенно у депутатов от земли Эльзас-Лотарингии, где проживала большая часть еврейского населения Франции. Евреи восточной Франции принадлежали к ашкеназам и говорили на идише. В отличие от сефардов в Бордо, мужчины носили бороды и по французским законам могли заниматься только ростовщичеством и мелкой торговлей. Евреи на востоке Франции и их должники из числа крестьян недолюбливали друг друга. Представлявшие регион депутаты поспешили предупредить, чем неминуемо обернется инициатива Талейрана: «исключения для евреев Бордо [по большей части принадлежащих к сефардам] в скором времени приведут к таким же исключениям для других евреев королевства». Несмотря на решительное сопротивление, депутаты собрания тем не менее большинством голосов (374 против 224) постановили: «Все евреи, известные во Франции под именем португальских, испанских, авиньонских, продолжают пользоваться правами, какие им предоставлялись до сих пор» и, следовательно, «могут пользоваться всеми правами активных граждан, до тех пор пока выполняют требования, установленные законами Национального собрания [об активном гражданстве]»[172].

Проголосовав за предоставление прав некоторым группам евреев, депутаты уже не могли так просто пренебречь другими. 27 сентября 1791 года собрание отменило все предшествующие исключения и ограничения в отношении евреев, таким образом наделив их всех равными правами. Оно также потребовало от евреев гражданской присяги для отказа от специальных привилегий и льгот, согласованных с монархией. По словам Клермон-Тоннера: «Как нации евреям нужно во всем отказывать и все дозволять как отдельным личностям». В обмен на отказ от собственных законов и судов каждый из них становился французским гражданином, как и все остальные. На этот раз практика и теория сработали вместе. Без теории, то есть принципов, заявленных в Декларации, отсылке к евреям, уже использующим некоторые права на практике, никто бы не придал особого значения. Без реализации прав на практике теория так и оставалась бы не имевшим силы законом (как в случае женщин, например)[173].

Однако законодательный орган не просто так раздавал права. Обсуждения прав побудили меньшинства к отстаиванию собственных интересов, заставили их требовать равноправия и признания. У протестантов таких возможностей было больше, поскольку они могли добиваться поставленных целей через своих депутатов, уже избранных в Национальное собрание. Тем не менее сто парижских евреев, не принадлежавших ни к одной корпорации, обратились с первым требованием к Национальному собранию уже в августе 1789 года. Они уже тогда просили депутатов «узаконить их положение и права граждан». Неделю спустя представители более крупного сообщества евреев из Эльзаса и Лотарингии опубликовали открытое письмо, в котором также просили предоставить им гражданство. Когда в январе 1790 года депутаты признали права южных евреев, еврейское население Парижа, Эльзаса и Лотарингии объединилось и представило общую петицию. Поскольку некоторые депутаты сомневались в подлинности желания евреев обрести французское гражданство, подписавшие петицию четко и ясно сформулировали свою позицию: «Они просят о том, чтобы унизительные разграничения, которым они подвергались все это время, были ликвидированы, и их объявили ГРАЖДАНАМИ». Податели петиции точно знали, за какие ниточки нужно дергать. Они подытожили длинное перечисление всех тянувшихся из глубины веков предрассудков против евреев обращением к исторической неизбежности: «Все меняется, и участь еврейского народа должна измениться тоже. Это изменение удивит остальное население не больше, чем любые другие метаморфозы, свидетелями которых они становятся каждый день… Присовокупите улучшение еврейской участи к революции; слейте воедино эту, так сказать, частную революцию с всеобщей». Они датировали свой памфлет тем днем, когда собрание проголосовало за особый статус южных евреев[174].

В течение двух лет, прошедших с тех пор, религиозные меньшинства добились равноправия во Франции. Конечно, предрассудки, особенно в отношении евреев, не исчезли в одночасье. И все же масштаб социальных преобразований, произошедших за столь короткий промежуток времени, становится очевиден при сравнении с другими странами. В Великобритании католики смогли впервые поступить на службу в вооруженные силы, университеты и органы судебной власти только в 1793 году. Местным евреям пришлось ждать тех же послаблений до 1845 года. Католикам разрешили избираться в британский парламент только после 1829 года, а евреям после 1858. В Соединенных Штатах дела обстояли несколько лучше. В британских североамериканских колониях еврейское население, насчитывавшее всего две с половиной тысячи человек, не обладало политическим равенством. После завоевания независимости на большей части территории новообразованных Соединенных Штатов право занимать некоторые должности (а в некоторых штатах и голосовать) имели только протестанты. Первая поправка к Конституции, написанная в сентябре 1789 года и ратифицированная в 1791 году, гарантировала свободу совести; постепенно после этого штаты отменили вероисповедные цензы. Обычно процесс проходил в те же два этапа, что и в Британии: сначала католики и только потом евреи получили полные политические права. Например, в Массачусетсе в 1780 году разрешили занимать должности всем гражданам, «исповедующим христианство». Такой порядок сохранялся до 1833 года, когда это право обрели все независимо от религиозной принадлежности. С подачи Джефферсона Вирджиния оказалась в авангарде, предоставив жителям равные права в 1785 году, за ней в 1790-м последовали Южная Каролина и Пенсильвания. Род-Айленд принял соответствующие законы лишь в 1842 году[175].

Свободные черные, рабство и раса

Сокрушительная сила революционной логики прав еще лучше прослеживается в решениях французов относительно свободных черных и рабов. И снова для наглядности прибегнем к сравнению: Франция признала политическое