— ...тебя там не было. Мы обугарались всей командой. Короче, готовили операцию и отрабатывали действия на схожем объекте — нашли брошенный двухэтажный дом на пустыре. А там, как оказалось после, заночевали две подруги. Мы с Серегой Перминовым, одетые в черную униформу и с автоматами на груди, спускались с крыши по канату. Когда оказались в окнах головой вниз, увидели перед собой телок. Веришь или нет, но в ступоре они находились считанные мгновения. Знаешь, что сделала одна подруга?

— Нет, — ответил, улыбаясь, Саша Большой, открыто и беззаботно глянув на секьюрити шейха.

До них оставалось пара-тройка шагов. Они стояли, не шелохнувшись, лишь обменялись взглядами. Двое незнакомцев, одетых в дорогие костюмы, общались на непонятном языке, и их намерение пройти мимо охраняемой каюты читалось с момента их появления в коридоре. — А что она сделала? — спросил дагестанец.

— Подошла к окну... и поцеловала Серого. — Крекер рассмеялся. — У него глаза на загримированный лоб вылезли. Он потом признался: мол, это был лучший поцелуй в моей жизни. Я понимаю его: голова закружилась еще и от высоты, и от того, что он висел вверх ногами.

Поравнявшись с телохранителями Али-Шарифа, спецназовцы молниеносно перестроились. Крекер взял на себя ближнего к нему охранника, Саша Большой, выбросив вперед длинную руку, сжал горло противнику и всадил ему под ребра нож...

* * *

Диверсанты объединились. Сейчас, кроме Джуры и Вороны, которые остались на своих местах, у «люкса» Шарифа собрались семь человек. Они не могли видеть своих товарищей, продолжавших следовать за ними на «Зодиаках», но чувствовали их. Во всяком случае, невидимая связь между Яковом Моравецом и командиром эвакуационной группы Сергеем Перминовым была прочной. Каждый из них отчетливо представлял действия другого.

А лейтенанту Перминову несладко. Он командует двумя лодками, следуя за «Мавританией», так, чтобы не быть замеченным ни с парома, ни с конвоя. От быстроходных патрульных катеров, развивающих скорость до 46 узлов, уйти очень сложно.

Три каюты. Диверсанты, изготовив бесшумные автоматы, «разобрали» каюты по паре на брата. Центральную, в которой отдыхал шейх Али-Шариф, взяли на себя командир группы и Крекер.

Для диверсионной группы настала пора штурма: даже легкий стук в дверь Шарифа насторожит его охранников. Сейчас их, если верить сменному капитану парома, осталось шесть человек. Двое, дежуривших в коридоре, лежали лицом вниз на ковровом покрытии.

«Четыре, три... — показывал Моравец, сжимая рукоятку автомата, — ... два, один. Пошли!»

Диверсанты вышибли непрочные замки без особых усилий и шума. Три натужных хлопка слились в один, и спецназовцы ворвались в каюты. Свет узких фонариков, установленных на автоматах, выхватывал из полумрака кают неподвижные предметы, рыскал в поисках жертв. Прошипела первая автоматная очередь, за ней вторая. Но их не было слышно даже в коридоре: диверсанты, парами войдя в каюты, оперативно закрыли за собой двери.

Опытному бойцу капитану Моравецу приходилось действовать крайне осторожно, чтобы не задеть хозяина «люкса»: шейх Али-Шариф был нужен только живым, в крайнем случае — легко раненным.

Шейх находился в спальне. Он проснулся от постороннего шума; до этого его убаюкивали все тот же гул машины и ночной фон моря из открытого иллюминатора. Он сел в постели, когда свет фонарика вырвал из полумрака его мертвенно-бледное лицо с прищуренными глазами.

Пока высокорослый Крекер обшаривал «люкс», автомат командира диверсантов неотрывно смотрел на высокопоставленного араба.

— Чисто, — дал отмашку Крекер.

— Посмотри, что в остальных каютах, и быстро возвращайся, — распорядился капитан. — Трупы из коридора убрать.

Шариф не стал задавать никаких вопросов. Тут даже не требовалось внутреннего чутья, чтобы сообразить: в свое время ему все объяснят.

Странно или нет, но шейх в первую очередь подумал о похищении. Даже внутренне подготовился к тому, чтобы вытянуть руки и дать связать их, чтобы позволить спустить себя с высокой палубы и оказаться в катере. И неважно, под каким он флагом, пусть даже самым черным, скалившимся вечной улыбкой «Веселого Роджера».

На английском Яков разговаривал бойко, хотя и с небольшим (на слух шейха — с немецким) акцентом. Он не называл шейха по имени, что, может быть, было бы глупо, лишь в самом начале назвал его господином — без малейшего сарказма в слегка надтреснутом голосе.

— Господин Шариф, ваши охранники мертвы, и ждать помощи вам неоткуда. Есть только два человека, которые могут вам помочь: это я и вы сами. Забудьте все слова, кроме одного: «Да». Слово «нет» для вас равносильно смерти. Вы согласны сделать то, о чем я вас попрошу?

Шейх, надо отдать ему должное, пришел в себя быстро. Он все еще сидел в кровати в неудобной позе — с прямой спиной и вытянутыми ногами. Глядя на его белое ночное одеяние, Яков усмехнулся: этому пятидесятилетнему чернобровому человеку не хватает островерхого ночного колпака.

— Да, — ответил Шариф.

Моравец поднял руку, подзывая Боциева. Свою часть работы капитан «Гранита» сделал.

Осетин сел за стол и первым делом привел в действие спутниковый телефон, освободив его от защитного кожуха. Он раскладывался как и ноутбук, только крышка несла в себе иные функции — плоскую, регулируемую струбциной антенну. Связь такого аппарата надежная и постоянная.

Затем Алан подготовил к работе компьютер и бросил беспокойный взгляд на капитана. По идее, его не мешало бы попросить из каюты. То, что должно произойти здесь, знать ему не положено. С другой стороны, Чех был посвящен в тайные операции сенатора, был его человеком, выполняющим грязную работу.

Когда Боциев заговорил с Шарифом, Якову показалось, что осетин приноравливается к его, капитана спецгруппы, голосу. Во всяком случае, он уловил знакомые интонации.

— Вы здесь для того, чтобы после определенных договоренностей перевести крупную сумму на счета международной террористической организации. Я здесь для того, чтобы убедить вас не делать этого.

— Вы быстро делаете свою работу, — похвалил Шариф капитана. Он без труда понял, кто тут главный, а кто на подхвате. Он поднял руку и приложил ее к груди: «Клянусь». — Вы уже убедили меня не делать глупостей. Даю слово, что не переведу ни на чей счет ни цента.

По-английски шейх говорил лучше командира диверсантов и Алана Боциева. Язык его был живым и не лишенным определенных интонаций, в которых Яков, словно отвечая шейху взаимностью, разобрался очень быстро. Но отвечать взаимностью не собирался. Скорее это дело Алана.

— Не договорились, — ответил Боциев. — Вы переведете деньги... — осетин снова бросил взгляд на Моравеца, — только на тот счет, который я вам укажу. У вас нет времени и выбора.

Да, действительно, горько ухмыльнулся Шариф. Он-то поначалу подумал, что диверсионная акция санкционирована какой-никакой политической структурой. Какой страны? Неважно; он же не задумывался над цветом флага на эвакуационном катере. На самом деле перед ним находились обычные террористы.