– Расческу найдешь в сундуке рядом с собой, - объяснил Селит.

Предложение было настолько неожиданным и великодушным, что Эрика недоверчиво встрепенулась, ожидая любого подвоха. Неважно, что последние полчаса она продиралась пальцами сквозь густые спутанные пряди, пытаясь хоть как-то привести в порядок волосы. От Селига добра не жди. Так почему же он вдруг так смягчился?

Эрика осторожно открыла сундук, ожидая, что пальцы сейчас защемит какой-нибудь капкан, или в спину вонзится упавший с потолка кинжал, или пол разверзнется и поглотит ее, или стая крыс бросится в лицо… Но нет. Селит не приготовил ей никаких ловушек. Сундук как сундук. И расческа действительно лежала там, на стопке аккуратно сложенной мужской одежды, рядом с овальным металлическим зеркалом.

Девушка просто не могла устоять от искушения поглядеться в зеркало, но, увидев свое отражение, онемела. Она вовсе не выглядела так ужасно, как ожидала: на чистом умытом лице не было и следа перенесенных страданий. От синяка осталось лишь еле заметное желтоватое пятно в том месте, куда Кристен нанесла удар, но на него можно было и не обращать внимания.

Опухоль тоже исчезла. В ярко-голубых глазах отражалось удивление. Даже солнце обошлось с ней милостиво, немного подтемнив золотистый загар, который и так покрывал ее кожу с тех пор, как на землю пришла весна.

Эрика просто сияла красотой и поэтому не верила собственным глазам. Должно быть, это игра огоньков бесчисленных восковых свечей, зажженных служанкой, как только солнце начало спускаться за горизонт.

– Ты думала увидеть что-то другое? Этот проклятый Селиг, должно быть, умеет читать мысли!

– Нет, я…

– Дай мне время, девчонка, - перебил он, и в голосе отчетливо слышались смешливые нотки. - Я еще придумаю для тебя подходящую пытку!

– Ублюдок, - прошипела она сквозь стиснутые зубы и начала яростно драть расческой спутавшиеся волосы. Но резкая боль пронзила голову, на глазах выступили слезы, так что пришлось начать с самых концов прядей и орудовать расческой немного аккуратнее.

Оба они уже успели поужинать. Еда, которую принесли Эрике, была много лучше той, что обычно дают узникам, - обильная и очень вкусная. Пораненный рот все еще не зажил, хотя Эрика уже могла жевать, не опасаясь, что снова разбередит ранки. Но она ела бы с большим удовольствием, если бы не пришлось постоянно прислушиваться к любовным играм на широкой постели.

Девушка по имени Эдит, принесшая ужин, не столько кормила Селига, сколько гладила и ласкала его и провела за этим приятным занятием не менее часа. Развратная шлюха!

И подумать только, что Селит наслаждался бесстыдными нежностями, излучая больше обаяния и чувственного притяжения, чем когда-либо видела в жизни Эрика.

Очевидно, они прекрасно “знали” друг друга, и, несомненно, как только Селиг поправится, они возобновят старую дружбу.

Было уже довольно поздно, однако никто не пришел погасить свечи и связать Эрику на ночь. Из лохани вылили воду, леди Бренна появилась еще раз, чтобы проверить, принял ли сын сваренные знахаркой зелья. Леди Кристен лишь заглянула в спальню, чтобы спросить, не нуждается ли в чем-нибудь брат. Но больше всего девушку вывел из равновесия приход отца и братьев Селига.

Трое широкоплечих мужчин, настоящих великанов, мгновенно заполнили комнату, так что в ней совсем не осталось места. Каждый время от времени поглядывал на Эрику, но ни один не обращался к девушке и не спрашивал о ней Селига. Возможно, Кристен уже рассказала им все и, конечно, во всем обвинила Эрику. Она чувствовала во взглядах мужчин не только различную степень любопытства, но и отвращение, недоумение, даже гнев…, и, как ни странно, никакой ненависти. Возможно, они просто скрывали ее лучше, чем Селиг.

Младшие братья, Эрик и Торалл, были далеко не так красивы, как Селиг, хотя по-своему могли считаться очень приятными молодыми людьми. Торалл выглядел лет на двадцать, Эрик, возможно, был немного постарше, и оба, как и Кристен, походили на отца: рыжевато-золотистые гривы, глаза светло-бирюзового оттенка и огромный рост.

Эрика старалась не замечать их присутствия, но это оказалось почти невозможным, особенно еще и потому, что интереснее всего было наблюдать за поведением Селига.

Он превратился в совсем иного человека, совершенно незнакомого ей: шутил, смеялся, поддразнивал и покорно сносил добродушные шпильки мужчин, отвечая на них лишь веселым хохотом. Это вместе с чувственным обаянием, покорившим хорошенькую Эдит, заставило Эрику посмотреть на Селига немного в ином свете.

Да, в его характере было значительно больше граней, чем она считала раньше, хотя легче ей от этого вовсе не стало. Скорее девушка окончательно расстроилась, обнаружив, что человек такого веселого и легкого нрава мог таить в душе столь неожиданные порывы жестокости.

Эрика закончила расчесывать волосы под неотступным взглядом Селига. Много раз за вечер она посматривала в его сторону, но он, глубоко погруженный в собственные мысли, не обращал на нее внимания. Однако стоило ей взяться за расческу, как Селит откровенно уставился на нее. И сейчас глаза его были по-прежнему устремлены на девушку, хотя в них не выражалось ничего, что могло бы подсказать Эрике ход его мыслей. Этот пристальный, спокойный взгляд лишал ее равновесия, выводил из себя.

Стояла глубокая ночь, и Эрика хотела спать. Ей оставили одеяло и чистую одежду, а ее собственную унесли. То, что пришлось ей надеть, было сшито из самой грубой ткани, но на другое в ее положении рассчитывать не приходилось.

Эрика ожидала, что ее снова свяжут, и удивлялась, почему этого до сих пор не сделали, хотя ни секунды не сомневалась, что ее не оставят так на ночь. И еще странно, что никто не пришел потушить свечи. Может, предложить Селигу сделать это? Нет, лучше молчать и ничего не предпринимать, пока не заставит. Она не служанка, поэтому пальцем не шевельнет без приказа.

– Это твой сундук? - спросила она, чтобы прервать напряженное молчание.

– Да.

– Значит, ты живешь здесь?

– У меня собственный дом, недалеко, к западу отсюда. Но он недавно построен и, конечно, далеко не такой обжитой, как Уиндхерст. Однако сестра отвела эти покои мне, когда я гощу у них.

– И сколько ты намереваешься пробыть здесь?

– Сомневаюсь, чтобы это зависело от меня, - вздохнул он. - Кристен считает, что те немногие рабыни, которых я успел купить, не смогут заботиться обо мне, как надо. К несчастью, мать, скорее всего, согласится с ней.

Упоминание о “рабынях” мгновенно положило конец короткой беседе, и Эрика снова почувствовала, что теряет самообладание. Она молча встряхнула одеяло, поплотнее завернулась в него и повернулась лицом к стенке.

Но Селит вовсе не намеревался оставлять ее в покое.

– Может, ты умеешь ухаживать за больными?

– Но ты не больной, - процедила она, - и с тобой не случилось ничего такого страшного, что не могли бы исцелить хорошая еда и отдых!