Аманда уставилась на него, соображая:

– В каменном веке?

– Я так и сказал!

– Валяй, ты знаешь, как включать.

Пока Джей-Пи ковырялся в пультах, запуская уже загруженных «Вихляшек» по телику, Аманда разглядывала табличку, думая о том, что, возможно, гора и птица на ней – это отец и Кумико. А возможно, и нет. А еще она подумала, что небольшая, в общем-то, табличка кажется в то же самое время странно огромной – больше гостиной, больше всей ее, Аманды, жизни; и чем дольше ее разглядываешь, тем сильнее мир таблички грозит перетечь сюда, в этот мир.

Время шло, а она так и не собралась рассказать об этом подарке ни одному из родителей. И судя по словам Джорджа, ему Кумико тоже ни о чем говорить не стала. Ничего не узнал он и от внука, хотя Аманда вовсе не собиралась просить малыша соврать, как-то само собой вышло, что никто об этой табличке больше не упоминал. Это стало их тайной, которую все негласно согласились хранить.

А сама Аманда просто продолжала любоваться этим пейзажем, и все.

За эти же несколько недель (еще до того, как заметила у Аманды табличку) Рэйчел стала до странного дружелюбной.

– Не хочешь с нами пообедать? – предложила она однажды, подходя к ней и таща за собой Мэй, как заправский буксир.

У Мэй отвисла челюсть.

– Серьезно?

– Серьезно? – эхом отозвалась и Аманда.

– Девушки в офисе, – заявила Рэйчел, – должны держаться друг за дружку? Чтобы обезопасить себя от всяких глупостей?

– Так ты серьезно? – повторила Мэй.

– Серьезней некуда, – отозвалась Рэйчел. – Мы все здесь взрослые люди?

– Спасибо, – сказала Аманда. – Но у меня свои планы.

– Ну, как хочешь, – бросила Рэйчел, и они обе ушли.

Но и это было еще не все.

– Мы завтра собираемся в кино, – объявила Рэйчел в пятницу утром. – Поржем над акцентом Энн Хэтэуэй? А потом опрокинем по паре коктейлей?

Аманда взглянула на нее с подозрением:

– Это что, приглашение?

На лице Рэйчел появилась злая, с издевкой, гримаса, но тут же исчезла.

– Слушай, – сказала она. – Ну, сколько раз я должна тебе говорить, что прошу прощения?

Аманда открыла рот, потом закрыла – и открыла снова.

– Один?

– Ну, так как? Пойдешь?

– Но у меня Джей-Пи…

– Ладно, расслабься. – И Рэйчел снова ушла.

Все было странно – в каком-то смысле еще хуже, чем в период их дружбы на почве взаимной ненависти. По работе Рэйчел муштровала ее, как и всегда, но странные приглашения от нее так и сыпались, и однажды Аманда сдалась, и все трое наконец отправились обедать в недавно открытую модную бургерную.

– Думаете, это настоящий эмменталь? – спросила Аманда, поднося к глазам бургер.

– Поверить не могу! Чтобы клали такой шикарный сыр на какой-то гамбургер?

– «Шикарный»? фыркнула Рэйчел. – Кто сказал «шикарный»?

Мэй чуть заметно смутилась:

– Кажется, я…

– Как у тебя с Уолли? – спросила Аманда, надкусывая бургер.

– Уолли – большой сосунок, – ответила Рэйчел, разрезая свою порцию надвое.

– У него – большой сосунок? – уточнила Аманда. – Или он сам такой?

Рэйчел шваркнула вилкой и ножом о столешницу – с такой силой, что вздрогнули даже за соседними столиками.

– Знаете что?! – почти заорала она. – Я, между прочим, порядочная!

Звенящая тишина повисла над их секцией ресторана. Мэй посмотрела на Аманду, потом снова на Рэйчел.

– Ну да, – сказала Мэй. – Ну, то есть ты в порядке…

– А кто говорит, что ты непорядочная? – спросила Аманда с явным интересом, хотя и не забывая откусить очередной кусок мяса.

– Я знаю, что со мной нелегко? Понятно? Но как еще по-другому? Если ты женщина и хочешь преуспеть? Да при этом и личную жизнь устроить… и не стать… не стать…

– Мымрой? – подсказала Мэй, потягивая через соломинку фисташковый милкшейк.

– Да, не стать мымрой! Вот я о чем?

– К чему ты клонишь? – поинтересовалась Аманда.

Рэйчел тяжело вздохнула, и в глазах ее вроде даже блеснули настоящие слезы.

– А ты еще не устала всех вокруг ненавидеть?

– Да с чего бы я всех ненавидела? – спросила Аманда.

– Еще как ненавидишь! – воскликнула Рэйчел. – Только и делаешь, что жалуешься на всё и на всех! Постоянно?

– Ну… – Аманда откинулась в кресле. – Не на всех…

– А кого ты любишь? Ну, скажи мне.

Рэйчел наседала на нее с такой неприкрытой яростью, что Аманда уже не столько отвечала, сколько дралась за свою жизнь.

– Я люблю своего сына так, что тоскую по нему, даже когда он сидит со мной рядом.

– О, вот и я тоже! – прониклась Мэй. – Моя дочка…

– Ребенок, – резко возразила Рэйчел, – не в счет.

– Отца люблю.

– Джорджа, – кивнула Рэйчел.

– Любила Еенри.

– Серьезно? – вытаращилась Мэй.

Аманда уставилась на свой бургер, уже почти без аппетита, вспоминая тот вечер, когда Генри заехал к ней, вечер, о котором он никогда не упоминал впоследствии, когда бы ни позвонил поболтать с Джеем-Пи.

– Да. – Она подняла на них взгляд. – И даже сильнее, чем думала.

– Ну что ж, тебе повезло, – сказала Рэйчел. – У тебя, по крайней мере, кто-то есть. А я так устала ненавидеть всех, и себя, и обеих вас…

– Эй! – сказала Мэй.

– Да ладно тебе! – фыркнула Рэйчел. – Я вообще не понимаю, что здесь делаю. А вы? Не знаю даже, зачем я вам все это…

Она замолчала, и ее лицо сморщилось в безобразной, по-настоящему уродливой плаксивой гримасе. Затем она вдруг вскочила – так резко, что кресло за ней упало. Беспомощно оглянувшись на него, Рэйчел рванула из ресторана наутек. Именно наутек,, подумала Аманда. Так, словно за ней гнались.

– Во дает! – сказала Мэй, поворачиваясь обратно к Аманде. – Думаешь, тебе стоит ее догнать?

– Не мне, – покачала головой Аманда. – Тебе.

Мэй признала, что так оно, видимо, и есть, сграбастала свою сумку и сгинула, не попрощавшись. А также не оплатив ни свой, ни чей-либо еще счет.

Аманда осталась одна и, прокручивая в голове их беседу, прикончила свой гамбургер. А потом – да пошло все к чертям! – и половину гамбургера Мэй.

На работе Рэйчел не только притворилась, что никакого срыва у нее не было, что неудивительно, но еще и продолжила свою кампанию по излучению вселенского дружелюбия, что несказанно поразило Аманду. И это было еще одно предупреждение, еще одна пауза, еще один повод, чтобы Аманда одумалась и перестала носить на работу свою заветную табличку.