— был чужаком. — И по счастливой случайности я подготовил все необходимые материалы... и даже чуть больше. А ещё мы обязаны провести несколько экспериментов, но уже в отношении пустоты, и задействовав как твою аниму, так и плоть.

— За материалы для изучения я благодарен, но такие эксперименты — не раньше, чем через несколько месяцев. Только тогда я смогу сказать, есть ли у меня шансы понять пустоту. — На самом деле Элин рассчитывал на в разы меньший срок, месяцы обозначив по иной причине. Он банально считал слишком опасным любое прямое взаимодействие с пустотой, которое вполне может оказаться неким катализатором процесса её приближения. Поторопиться, в разы сократив имеющееся в запасе время, или вообще спровоцировав коллапс? Куда выгоднее и проще подождать в расчёте на появление иного, более надёжного варианта. — Тем более, куда тебе торопиться? Разве ты не планировал века и тысячелетия посвятить освоению новых возможностей?

— Во-первых, твоё появление значительно форсировало все процессы, задав темп, о котором я ранее не мог даже мечтать. А во-вторых, я уверен в том, что мне ничего не грозит. — Уверенность оправданная, если учитывать то факт, что Марагос уже не единожды “бродил в пустоте”, исправно возвращаясь обратно и нисколько от этого не страдая. Да и связь со внешним миром, которого в видении Элина и быть-то не должно, сохранялась, что так же указывало на исключительность восприятия перерождённого, а так же на реакцию этой реальности в его отношении. — И это заставляет меня смотреть наперёд, закладывая возможности, которыми без тебя мне не обзавестись. Как пространство или то, из чего соткано твоё тело.

— Боюсь, ты только что перечислил всё уникальное из того, чем я обладаю. — Хохотнул анимус, в глазах которого не наблюдалось ни единой искры веселья. Лишь прохладца и тяжесть дум, сквозивших в его мыслях.

— Ты прибедняешься. — Марагос махнул рукой. — Да и о частице души моего брата забываешь. Одного только того, что он смог поведать, опираясь на повреждённую и частично отсутствующую память достаточно, дабы избежать десятков ошибок в будущем. Как моих, так и более… “общих”?

— Малейшего изменения в прошлом может быть достаточно для того, чтобы самым кардинальным образом изменить всё. — Конечно, проверить это на практике Элин никак не мог, но предполагал, что те реальности, в которых ему уже довелось побывать, изменились именно из-за мелочей. — Не боишься одним своим шагом превратить известные части будущего в пустышку?

— Дарагос более-менее точно описал “того” меня, так что от меня потребуется лишь ему подражать. Или, что куда вернее, действовать так, чтобы внешний мир видел меня таким, каким я должен быть. — Вскинув указательный палец к потолку так, будто бы он только что изрёк бесценную мудрость, Марагос ненадолго замолчал, после чего опустил веки и тяжело вздохнул. — Знал бы ты, насколько мне надоело лицемерие! Стремиться к божественности стоит лишь потому, что только бог имеет право быть каким угодно, и никто, никогда и ничего не посмеет ему сказать…

— Максималистично.

— Отнюдь. Я реалист, Элин, пусть и могу казаться тебе другим. Всё-таки мне невероятно трудно быть искренним, отчего тебе так или иначе приходится сталкиваться с моими масками. Порой частично разбитыми, порой наполовину опущенными, но всего лишь масками. И вполне может статься, что одна из продемонстрированных масок — это я и есть… — Последнее предложение прозвучало в значительной мере тоскливо, что ввиду смысла всего сказанного было даже иронично. Расписавшийся в лицедействе человек пытается продемонстрировать искренность, прекрасно понимая, что любое его слово сейчас может быть отнесено к продолжению всё того же лицедейства. — Но не будем о грустном. У меня накопилось несколько вопросов к брату, так что…

Без лишних слов Элин поддержал инициативу Марагоса, мастерски наладив связь меж двух таких разных, но таких похожих душ. Одна — моложе и зыбче, вторая — старше и крепче. Одно только это составляло бы собой огромную разницу, если бы наполнение этих “сосудов” можно было не спутать. И случайностью эту аномалию было не объяснить, в чём Элин и Марагос пришли к абсолютному согласию. Кто-то, — вероятнее всего — сам будущий Король Змей, — порядком наследил, выстраивая свою игру. И к чему это приведёт прямо сейчас сказать было невозможно, что в равной мере расстраивало обоих анимусов, прикоснувшихся к запретному и не понимающих, что именно они сейчас делали.

Пока не понимающих…

Глава 15

Иногда время подобно едва тянущейся густой грязной массе, которую так и хочется принудительно переправить туда, куда нужно, а иногда время не отличить от дуновения ветра, которое лишь ощутишь — и вот уже о нём ничего кроме образа в памяти не напоминает. Элин в своей жизни удивительным, — или вполне естественным? — образом умудрялся чередовать эти состояния, и потому не обращал на эту особенность своего мировосприятия большого внимания.

А вот последние два года наоборот притягивали взгляд, заставляя видеть в них не грязь и не ветер, но что-то среднее. Каждый день перерождённого был наполнен тянучей, неприятной и неизбежной болью, вызванной попытками понять пустоту, увидев в той что-то кроме непонятных и обрывочных образов, почему-то ассоциирующихся с визуальными. И — да, именно ассоциацией были те “окна в другие миры и времена”, которые анимус демонстрировал своему коллеге. Ведь его разум на тот момент даже в малой мере не мог осознать суди наблюдаемого по простой, даже в чём-то прозаичной причине. У человека не было тех органов восприятия, через которые разум мог бы по-настоящему прикоснуться к пространству и времени.

Так как тогда суть слепец увидел солнце? Как глухой вкусил музыку и насладился ею? Ответ крылся в слиянии, подарившем человеку иную, более совершенную оболочку. И заметил Элин эту особенность ещё в тот момент, когда во время медитации его тело начало инстинктивно расплываться, теряя форму… и началось это именно с головы. Со средоточия органов чувств, исчезновение которых было замечено хозяином отнюдь не сразу.

Впрочем, он и додумался до нескольких простейших проверок не сразу, поначалу рассчитывая обойтись привычными сознанию инструментами. Ведь изменение тела, даже временное, это не банальная маскировка или смена облика. Природа изменений, как и её последствия, лежали много глубже, затрагивая саму человеческую суть, за которую Элин отчаянно цеплялся, сам того не замечая. Он просто не мог иначе, родившись человеком и умерев им же, а после повторившим этот цикл вновь. Но упорство, силы разума