— Так вот почему королева начала читать «Четырёхлистник», — догадалась Данка. — Она хочет верить, что её сын стал мучеником.

— Да, но у Осе такой роскоши нет. Ему, как и всем его предкам, претит мысль о том, что его сын когда-нибудь вернётся. А потому его Киран умер и исчез в каменной могиле в Долине королей, окружённый лишь тьмой, где, как и все его предки, он спит среди вечной тишины, и лишь одинокий огонёк его души отныне и на веки веков бродит в каменных лабиринтах в вечных поисках города богов.

Личико Данки стало бледным, как у призрака.

— Какая грустная история. Теперь я понимаю, почему они все так выглядят. Это скорбь. Она исказила их лица. Их души всё ещё плачут.

— Но я не должен был тебе этого рассказывать.

— Я никому не скажу, что узнала от тебя.

— И ни о чём не спрашивай принцессу. Она немного…

— Какая?

Влахос задумался.

— Думаю, она единственный человек в Ангеноре, кто смог бы завязать рога Гнева узлом.

Данка снова засмеялась и прикрыла рот ладошкой.

— Тогда ей придётся сперва посоперничать с Инто, он всем говорит, что выступит в этом году на тавромахии и выберет Гнева, — ответила она.

Повисло молчание. За тяжёлыми дверями в тронный зал не слышалось ни звука.

— Мне она нравится, — сказала Данка, легонько кивнув в сторону тронного зала.

— Правда? Почему?

— Она показала мне портрет своего отца в Красной галерее. Она по нему скучает. Я не думаю, что то, что о ней говорят, — правда.

— Думаешь?

— Люди смотрят на других, но всегда видят только себя.

— Кто тебе это сказал?

— Я читала в книге.

— Ты умеешь читать?

— Я не всегда жила в Негерде.

— Ты не выглядишь девушкой из глуши, — высказал Влахос своё мнение, к которому пришёл почти сразу, как только увидел Данку. — Расскажи о себе.

— Почему ты хочешь обо мне знать? — Данка, наконец, заметила, что молодой предводитель Ловчих стоял ближе к ней, чем позволяли правила приличия, и, если бы на его месте оказался кто-то другой, она тотчас бы отстранилась, но от Влахоса не исходило никакой угрозы. Он ей улыбнулся, что, как ей уже успели рассказать, было редкостью.

Глаза Данки слезились от усталости.

— Ты выглядишь уставшей, — подметил Влахос.

— Весь день готовила покои принцессы к её возвращению и…

— Я знаю, что ты сегодня делала, и вчера, и позавчера. Твою работу выполняют трое, а ты вообще не обязана работать.

— Не хочу отвлекаться на сон, — призналась Данка. — Глаза закрываю и вижу огонь. — Её личико серой тенью накрыла глубокая грусть.

— Но рано или поздно тебе придётся поспать.

— Вчера я помогала на кухне, и кто-то поставил на огонь кастрюлю с луком, а я чистила морковь рядом. Мне так хотелось спать, что я не выдержала и уснула. Сквозь сон мне в нос ударил запах гари. Я в испуге проснулась и перевернула на пол все почищенные овощи. Не хочу больше спать. — Девушка нахмурилась.

— Мне тоже иногда снится Ровенна, — признался Влахос. — Иногда снится, что на неё ещё не напали, и мне это кажется чем-то нереальным, как давно забытая детская фантазия. Поэтому чаще всего я вижу её уже объятую пламенем. Не знаю, что видеть больнее.

— Тебе страшно видеть свой дом таким?

— Раньше было страшно. Теперь всё в прошлом. Мой дом — Туренсворд, моя семья — король и королева, и я буду охранять их, чего бы мне это ни стоило. И я буду охранять и тебя.

Он легонько приподнял лицо Данки за подбородок.

— Ты красивая.

— Говорят, я похожа на принцессу Ясну.

— Они ей льстят.

— Почему ты так говоришь?

— У тебя лицо добрее. Хочу, чтобы ты знала — без моего ведома в замок мышь не проскочит, — сказал он. — Тебя здесь тоже никто не обидит.

Ответом ему стала искренняя девичья улыбка, полная доверия.

— Мне нужно продолжить обход, — сказал он. — А тебе нужно поспать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Влахос, — ответила Данка, хотя ей очень не хотелось, чтобы он уходил.

Спустя всего минуту двери тронного зала открылись, и на пороге появилась Вечера.

Позади неё, устало прикрыв лицо ладонью, сидел на троне король. Вечера же, однако, не выглядела победительницей. В её глазах стояли слёзы.

— Вы плачете? — поспешила к ней Данка, но Вечера молча прошла мимо и завернула за угол. Она молчала до самых покоев.

— Что-то случилось? — нерешительно спросила служанка, когда двери в спальню закрылись, и в комнате остались только они. Вечера села у туалетного столика и нервными движениями начала снимать непокорную серьгу.

Горькие слёзы обиды и гнева катились по её щекам, но она их быстро вытирала. Что-то подсказывало Данке, что она единственный человек в замке, кто видел принцессу в слезах.

— Разрешите, я вам помогу, — стремилась проявить участие Данка. Она протянула руку к рубиновой серьге.

— Он тебе рассказал? — спросила Вечера.

— Кто?

— Бродяга. Он всегда в это время ходит по замку.

— Влахос? Да, мы встретились, когда вы были с королём.

— Так он тебе сказал?

— О вашем брате? — Данка запнулась и положила на стол снятую серёжку. — Нет.

Тяжёлое молчание принцессы возымело своё действие, и девушка призналась:

— Да, рассказал. Но немного, вы не подумайте…

Едва её руки коснулись второй серьги, как Вечера дёрнулась в сторону, и застёжка оцарапала шею принцессы. Данка от неожиданности вскрикнула, глядя на окровавленную серьгу, оставшуюся у неё в руке. Но Вечера будто не заметила раны.

— Вы поранились!

— Царапина. — Принцесса вытерла каплю крови рукой. Она подошла к окну и сильным движением открыла передние ставни. В комнату ворвался порыв ночного ветра.

— Моя принцесса?..

— И что ты думаешь о моём брате? — не унималась Вечера.

— Это неважно, — испугалась служанка, не сводя глаз с глубокой царапины на её шее.

— А ты ответь, — упрямилась принцесса, глядя в ночную даль, где кое-где в окнах ещё горел свет.

— Моя принцесса, у вас кровь, — умоляла служанка. — Рану нужно обработать.

— Отвечай!

— Я считаю, это не ваша вина, — призналась Данка.

— С чего ты решила? Ты там была?! Видела сама?!

— Нет.

— Тогда почему?

— Я не знаю.