— Понятно. Где его найти? — спокойно поинтересовался Лысый.

— Я знаю, что он живет в Германии.

— Где?

— Точного адреса не знает никто, — соврал пленник, втайне надеясь отделаться от нападающих ничего не значащими ответами.

— Ладно, поверим на слово, — равнодушно сказал Сергей и, обращаясь к сидящему за рулем, приказал:

— Ваня, давай на базу.

Минут через двадцать автомобиль въехал в предусмотрительно распахнутые ворота дачи, обнесенной глухим забором. Выведя пленника, друзья передали его с рук на руки подскочившим охранникам, бросив:

— В подвал его.

Двоюродного брата Самида Мирзоева спустили по крутой лестнице в просторное подвальное помещение с толстыми бетонными стенами.

Усадив Паллада на стул, на его запястьях защелкнули наручники, предварительно заведя руки за спину. Сюда же неторопливо проследовали Лысый с Писарем.

Толик произнес:

— Останется Сайд и ты, Горбатый, остальные подождите наверху.

Когда все лишние покинули помещение, с противным металлическим звуком заскрипели несмазанные петли железной двери, и она захлопнулась.

Теперь в подвал не проникало ни звука. Пододвинув еще один стул, Никитин уселся напротив жертвы:

— Паллад, я же тебе нормально объяснил, что врать нехорошо. Ты нас за фраеров держишь?

— Я все сказал, — испуганно проблеял тот.

— Может, тебе еще неизвестно, что перед смертью мне рассказали твои соотечественники? — отчаянно блефовал Сергей. — Тогда знай — ты для нас прочитанная книга. И не надейся, чтобы мы поверили в твою болтовню. Даю тебе последний шанс.

Либо ты нам все рассказываешь и выходишь отсюда в целости и сохранности, либо тобой займутся они, — говоривший указал на стоящих в сторонке парней с тупым выражением на лицах.

Пленник задумался.

Он не знал, чем кончится сегодняшний день, но был уверен, что стоит ему все выложить про Мирзу, тот найдет его даже на краю света. Дилемма казалась неразрешимой, однако страх перед родственником перевесил, и он произнес:

— Клянусь здоровьем своей матери, я не знаю, где найти Мирзу.

— А кто знает? — жестко спросил Анатолий.

— Не знаю, — упорствовал Паллад.

— Давай, Горбатый, — коротко распорядился Сопко.

Тот, кого Анатолий назвал Горбатым, был высоким сутулым мужчиной на вид лет тридцати — тридцати пяти, не больше.

Когда Никитин учился в школе и изучал курс анатомии и физиологии человека, он почему-то обращал внимание на фотографии людей с врожденными аномалиями — как правило, глаза несчастных были заклеены черной полоской.

Горбатый явно относился к категории экспонатов учебных пособий — только на глазах его не было никакой полоски.

Глаза Горбатого были на удивление прозрачны — такие бывают или у святых, или у очень честных людей, или у дебилов.

Безусловно, подручный Лысого не мог принадлежать ни к первой, ни ко второй категории…

Равнодушно глядя на жертву, Горбатый подошел поближе, закатывая рукава. Он открыл ящик стола, скромно примастившегося в углу, и достал оттуда хирургические резиновые перчатки и поднос с блестящими никелем замысловатыми медицинскими инструментами.

Не торопясь, палач вымыл руки в ведре, аккуратно вытер их об висящее над столом вафельное полотенце и натянул перчатки.

Взяв в левую руку резиновое кольцо, похожее на эспандер, а в правую щипцы для удаления зубов, которые можно встретить в любой стоматологической поликлинике, Горбатый склонился над окаменевшим от ужаса Палладом…

Размеренным движением вцепившись щипцами в передний зуб жертвы, Горбатый резко дернул. Бетонные стены сотряс дикий крик боли. Кавказец от шока потерял сознание.

— У-у-у, какие мы нежные, — протянул Горбатый, а затем обращаясь к Лысому, спросил:

— Будем колоть или подождем, пока сам отойдет?

— Коли, — распорядился Сопко.

Пока садист возился со шприцем и ампулами, Никитин шепотом поинтересовался у друга:

— Где вы взяли такого костолома?

— В психушке, — неохотно пояснил Анатолий. — Он закончил мединститут тут, в Киеве, и проходил практику в психбольнице… но, общаясь с тамошними дураками, сам свихнулся, после чего остался бы там навсегда, если бы мы его не вытащили.

— А как вы им управляете?

— Поначалу было сложно, ведь он ничего не боится, даже боли. Между прочим, некоторые свои методы Горбатый испытывал на себе, — продолжал рассказывать Лысый, — например, всем известный утюг он считает неэффективным средством развязывать языки, так как чуть ли не до кости сжег себе плечо, при этом не ощущая боли. А боится он тараканов, считает их самыми опасными монстрами, потому что те, по его словам, способны жить даже в ядерном реакторе. Вот и приходится охране каждый вечер заходить в его комнату и предупреждать о том, что они на ночь выпустили из банки тараканов во двор погулять.

Сергей тихо рассмеялся, а Сопко серьезно продолжал:

— Правда, я опасаюсь, что этот страх скоро пройдет. Мне рассказывали пацаны, что в свободное время Горбатый занимается разработкой эффективного средства против прусаков Если бы не этот его страх, хрен бы мы его здесь удержали, пришлось бы замочить.

— Да, этот круче лондонского потрошителя будет, — сказал Сергей.

Тем временем мирзоевский родственник пришел в себя.

— Ну что, Паллад, попробуем еще раз поговорить, — предложил Никитин.

— Мирса шивет в Берлине, — шепелявя, выдавил из себя кавказец, домашнего атреса не снаю, а офис у него на улице Курфюрстентам, около соосада. Насывается — фонт помощи бешенцам ис республик Кавкаса.

— Как его настоящее имя? — допытывался Сергей. — Зачем он прислал вас сюда, сколько в вашей бригаде человек? Кто они?

— Его совут Самит Мирсоев. Всего у нас человек твести, но реальных бойсов около пятитесяти. Савтра в Киев приетет Руслан со своими лютьми, он отин ис лутсых, — теперь Паллад подробно отвечал на все поставленные вопросы.

— Зачем?

— Вместо Махмуда, штобы убить нескольких биснесменов. Мирса хотел стравить мешту собой украинских авторитетов.

— Где они остановятся? — вмешался в допрос Анатолий.

— У меня, — Паллад назвал адрес, а затем, заискивающе заглядывая в глаза Никитину, взмолился:

— Только не говорите никому, што я раскололся.

Мирсоев убьет всю мою семью.

— Не дрейфь, черножопый, он не успеет, — пообещал Сергей.