стороны, Россия перестала быть атеистическим государством, в котором борьба с религией была частью государственной политики. С другой стороны, распад СССР привел к тому, что, так или иначе, но уже достаточно длительное время Российская Федерация оказывается вовлечена в военные конфликты как внутри государства, так и за его пределами. Это положение дел поставило на повестку дня целый ряд неравнозначных вопросов. Некоторые из них могут быть решены только на государственном уровне. Решение других возможно через различные религиозные и общественные организации. Одна из таких проблем – работа священников с военнослужащими.

О важности такой работы спорить не приходится. В настоящее время священник в армии играет огромную роль – он и пастырь, и психолог, и воспитатель. В то же время большинство священников в настоящее время оказываются в «горячих точках» исключительно в силу собственных убеждений, не имея ни официального статуса, ни специальной подготовки, необходимой для работы с солдатами, ни какой-либо социальной защиты. Епархиальные священники, чье служение оказывается связанным с окормлением военнослужащих, также сталкиваются с большими трудностями, в первую очередь с необходимостью совмещать работу с паствой собственного прихода с окормлением военнослужащих. Другая не менее важная проблема – индифферентность, а иногда и скрытое противодействие офицерского состава, не готового взять на себя дополнительные организационные обязанности.

Между тем в истории Русской православной церкви был довольно значительный период, когда работа с военнослужащими рассматривалась как одна из самых важных и серьезных задач Церкви. Существовал специальный институт военного духовенства. Священников тщательно готовили к пастырской работе именно в среде военнослужащих, и в первую очередь солдат.

Большинство исследователей полагают, что началом становления института военного духовенства в России следует считать назначение на военные корабли священников во время правления Петра I, но ряд историков справедливо отмечают, что священники начали сопровождать войска значительно раньше.

Здесь, видимо, следует внести некоторые терминологические уточнения. До известного времени войска действительно сопровождались священниками. Однако отделение военного духовенства от епархиального происходит в конце XVIII – начале XIX в.

Статусное оформление и организация особого управления военным духовенством начинается фактически при императоре Павле I.

Указом от 4 апреля 1800 г., данным на имя Санкт-Петербургского архиепископа Амвросия, было создано особое Управление военным духовенством, и военное духовенство отделялось от епархиального. Должность обер-полевого священника сделана постоянной, полковые священники подчинялись ему в административном и судебном отношениях. Первый обер-священник, протоиерей П. Я. Озерцковский (1800–1807)[498], получил право непосредственного сношения помимо Синода с епархиальными архиереями, а также право личного доклада царю. С 22 апреля 1800 г. в ведение оберсвященника перешли также и гвардейские священники.

С воцарением Александра I происходит дальнейшее усложнение и развитие структуры военного духовенства. В 1807 г. появляются дивизионные благочинные, а в 1812 г. – корпусные священники (с 1821 г. – корпусные благочинные). 27 января 1812 г. в соответствии с утвержденным «Учреждением о большой действующей армии» в составе Главного штаба появилась должность полевого обер-священника, который стал промежуточным звеном управления военным духовенством между полевым обер-сященником армии и флота и благочинными дивизионными и корпусными. 12 января 1815 г. в связи с разделением военного ведомства на Военное министерство и Главный штаб в состав последнего введена новая должность обер-священника гвардии и гренадеров, с подчинением ему всех священников, входивших в состав Гвардейского корпуса. Этот оберсвященник назначался по непосредственному усмотрению императора, а обер-священник армии и флотов – из кандидатов Святейшего Cинода. С 1830 г. эта должность называлась обер-священник Главного штаба и Отдельного Гвардейского корпуса, а с 1844 г. – обер-священник Гвардейского и Гренадерского корпуса. В 1840 г. учреждается должность обер-священника в отдельном Кавказском корпусе, с подчинением священнику армии и флота[499].

В 1853 г. обер-священникам было предоставлено право назначать и увольнять священников и церковнослужителей военного ведомства без предварительного разрешения Синода, а также была дана известная дисциплинарная власть над военными священниками. В военное время в ведении обер-священника оказывалось «духовенство постоянных и временных госпиталей, находившихся в губернии и области, объявленной на военном положении <…> а также духовенство крепостей и других военных церквей тех мест, где находилась Главная квартира при движении армии»[500]. Расширялось и ведомство обер-священников путем присоединения к военному ведомству неподвижных церквей, прежде состоявших в ведении епархиального духовенства.

В 1858 г. обер-священники переименованы в главные священники[501]. Тогда же учреждена должность обер-священника Кавказской армии[502].

Следующий этап преобразований приходится на 1880-е гг. В 1883 г. должности главных священников армии и флота, гвардии и гренадер были объединены, а управление всем военным духовенством сосредоточено в ведении главного священника армии и флота.

В 1884 г. учреждается особая комиссия из представителей духовного и военного ведомства под председательством великого князя Владимира Александровича для разработки нового положения и решения вопроса об управлении военным духовенством.

В печати разворачивается кампания за преобразования в устройстве и организации военного духовенства. В этом плане выразителем общественных ожиданий стал преподаватель Киевской духовной семинарии В. Скворцов, в 1886 г. опубликовавший небольшую статью «Содействие полкового духовенства делу религиозного нравственного просвещения народа» в журнале «Сельский пастырь» (впоследствии статья вышла отдельным изданием). В ответ на полемику, развернувшуюся в светских и религиозных изданиях («Московские ведомости», «Южный край», «Сельский пастырь», «Церковный вестник» и т. д.), Скворцов, по сути дела, наметил основные тенденции грядущей реформы. Прежде всего, отмечая достаточно сложные и неприязненные отношения между епархиальным и военным духовенством, автор говорил о необходимости совместных действий в деле воспитания народа и армии как части народа в религиозно-нравственном духе. Особые сложности в работе военного священника, по мнению Скворцова, заключались в том, что «паства» слишком недолго находится под влиянием военного священника. «Отсюда понятно, что взаимное содействие полкового и приходского духовенства в деле народного духовного просвещения необходимо, неизбежно»[503]. Некоторые проблемы, по мнению Скворцова, носили чисто практический характер – один священник на 1500 человек не в состоянии был обеспечить нормальное отправление религиозных обрядов, на говение, исповедь и причастие отводились всего три дня, полковое богослужение проводилось в неудобных, «сырых и темных углах», выделяемых для этой цели епархиальным духовенством, или в церкви-палатке, одной на всю дивизию (до 8000 человек). Имущество полковой церкви было чрезвычайно скудно – не свыше 3 пудов (48 кг), – что не позволяло совершать богослужение в полном объеме. Кроме того, солдаты были свободны в своем праве посещать или не посещать богослужение. Это, по мнению автора, способствовало «религиозно-нравственной распущенности» армии, поощряемой начальством. Не соблюдался в армии пост, пренебрегалось молитвой (в том числе послеобеденной). Священникам не удавалось привлечь солдат к богослужению (в качестве чтецов и певчих). Солдатская жизнь имела свои особенности: в отрыве от семьи, в полку, солдаты нередко