Анька прыскает от смеха, и даже непроницаемый Илья еле скрывает улыбку. В столовке многие посматривают на нас с интересом. Если уж привлекать внимание, то по полной. Грациозно поднимаюсь со стула и иду на выход.

- Эля, он идёт за тобой, - орёт вслед Олёхина.

Сразу ускоряю шаг, почти переходя на бег. Несусь по коридору, всё к тем же туалетам, там менее людно. Он всё равно догонит, но если будет орать, а он будет, то это услышит не так много людей.

Добегаю до стены, упираясь в неё ладонями, и разворачиваюсь. Доронин буквально в двух шагах от меня. Он преодолевает это расстояние за долю секунды и, вытянув руку, со всей силы дёргает меня на себя, а после вжимает в стену.

- Зараза ты, Разумовская, - стискивает талию, - сучка.

- На себя посмотри, - ухмыляюсь.

- Пожалуй, мы поговорим здесь и сейчас, - выплёвывает мне в лицо, тяжело дыша.

Жар его тела опьяняет. Он настолько близко. Его губы. Опускаю взгляд ниже. Не хватало тут ещё растечься лужицей.

- Да пожалуйста, - улыбаюсь, смотря куда-то в его шею.

Его пальцы внезапно сжимают мой подбородок и тянут вверх. Задираю голову, встречаясь с его насмешливым взглядом. Он сглатывает, это четко видно по слегка дёрнувшемуся кадыку.

- Спасибо, - надавливает подушечками пальцев на мою кожу, - страшно?

- Я тебя не боюсь.

- Конечно, ты у нас себя боишься. Признайся, что ты от меня без ума.

- Доронин, - слова вылетают скомканными, и он убирает пальцы, - ты слишком высокого мнения о себе. По-моему, из нас двоих ты постоянно за мной таскаешься и ссышь признаться, что от меня без ума, - приподымаю бровь.

- Я? От тебя? Смеёшься?

- Абсолютно серьёзно. Я ещё никогда в жизни не была так серьёзна.

- Разумовская, по-моему, из нас двоих ты постоянно себе льстишь.

- А как же твои слова на балконе? Я всё помню, Доронин, каждое слово. Ты в меня влюбляешься. - Он меняется в лице, теряется. - И это плохо, для нас обоих, - отталкиваю его, - пусти, мне нужно на работу. Хотя ты вряд ли знаешь, что это такое.

Данил не идёт следом, он остается стоять там, один. Я же шагаю в гардеробную, а у самой дрожат руки. Я правда сказала это вслух? Я рада этому или нет? Не знаю. Сейчас мне просто нужно идти прямо, идти на работу.

В кафе я до самого вечера ношу подносы, записываю заказы, но думаю о другом. Я до сих пор стою там, с ним, в этом злосчастном коридоре. Боже! Откуда эти мысли? Почему я о нём думаю? Мы разные, мы не пара, мы никогда ей не будем. Не-бу-де-м.

Дома я появляюсь к десяти и сразу иду спать, настроение подавленное, и это мягко сказано. Выпиваю таблетки и, накрывшись одеялом, пытаюсь уснуть, хотя в таком состоянии задача это не из легких.

Следующие две недели тянутся слишком медленно. Данила я больше не видела, ни разу. Илья постоянно привозит Аньку, ходит на пары, а Доронина нет. Меня так и подмывает спросить, куда он делся, но я молчу. Олёхина тоже не спрашивает. Совсем. Словно ничего не видела. Словно её попросили молчать.

Зима сменяется весной. Анька становится дёрганой, раздражительной, а в пятницу после пар просит зайти к ним в студию. Я иду туда в ожидании чего-то. Только вот чего? Неужели я надеюсь, что там будет он? Нет, это бред. Сущий бред…

Открываю дверь, проходя в белоснежное помещение, и не сразу замечаю Аню, она сидит на полу за баром накрыв лицо ладонями. Кидаюсь к ней.

- Ты чего? Всё хорошо?

Она отрицательно мотает головой, что-то мне протягивая. Смотрю на её пальцы, сжимающие пластиковый тест. Тест с двумя полосками.

- Давно?

- Не знаю. Месячных месяц не было, но ты же знаешь. У меня бывает. Я думала, что опять на погоду реагирую, а позавчера вырвало, и тошнит постоянно, - шепчет, стараясь сдержать слёзы.

- Илье говорила?

- Нет.

- А будешь?

- Не знаю. Я… мы не говорили о детях. Мы ни о чём не говорили. Ему не нужен этот ребенок, да он даже мне не нужен. Зачем мне дети? Сейчас, зачем они мне нужны? Скажи?

- Не знаю, но вы не маленькие, о последствиях знали, Ань…

- Тебе легко говорить, Эля. Что мне делать? Я не знаю.

Меня, конечно, злят её претензии, но, пожалуй, стоит списать это на стресс.

- Скажи Илье, - повышаю голос, - раз на то пошло, не ты одна к этому причастна. Звони и говори ему. Сейчас.

- У него фотосет.

- Звони, быстро.Успеет ещё нафоткать.

Пока Олёхина рыдает и набирает номер будущего папаши, я наливаю себе кофе, а ей водички. Разговор длится меньше минуты, и я не знаю, хорошо это или плохо.

Сажусь рядом, смотря на то, как она сжимает в ладонях телефон.

- Ну? Что сказал?

Аня поднимает на меня затуманенный взгляд. Всхлипывает, делая пару глотков воды.

Наглая мелкая дрянь! 

Да кому она нужна, Разумовская эта? Злость затуманивает разум, она в очередной раз послала меня. Меня! Просто непозволительно. 

Первой мыслью было оторвать ей башку. Пусть катится со своими советами куда подальше. Я в неё влюбляюсь, серьёзно? Большего бреда я не слышал! Она слишком многое о себе возомнила. Слишком многое. 

Хотя эти её бредни не отменяют того факта, что прошедший месяц был необычным. На каникулах я много думал, наверное, о ней, я думал в первую очередь. Она действительно мне импонирует. Отдалённо. Своим упрямством. Да, мне импонирует непокорность. Она забавная... это максимум. Потому что, как Разумовская может нравиться? Нравиться как девушка? Она же обычная, самая неприметная и вообще странная. Меня бесят её слезы и эти дурацкие выпады псевдоагрессии. Она бесит меня полностью, от макушки до кончиков пальцев, но, несмотря на всё это, есть в ней что-то притягивающее, или я это придумываю. Не знаю… теряюсь в ответах на вопросы самому себе. 

Две недели я катаюсь на борде в Альпах и не хочу думать ни о чём, кроме того, как закончу универ, и навсегда свалю из этой страны. Подальше от отца, от матери, ото всех, с кем мне приходится пересекаться, хоть и нечасто. К середине второй недели, каждый раз открывая глаза по утрам, я думаю о том, чем она может быть сейчас занята. Это пугает, но я в миллионный раз просматриваю её ленту в инсте словно там появилось что-то новое. Но нового не появляется, а всё старое я, кажется, выучил наизусть. Каждый изгиб тела, каждую чёрточку лица… всё. 

Меня преследуют мысли о ней, образы. 

Впервые в жизни я улетаю домой с желанием поскорее туда добраться. Меня не тянет задержаться, пойти куда-нибудь тусить, нет. Меня, как магнитом, тянет домой. Точнее, хочется её увидеть. Когда на новогодних я ловил себя на мыслях о ней, то списывал всё на стресс или наше с ней противостояние, сейчас же списывать это на подобные мелочи будет глупо. Я влетел. Дико влетел. На всей скорости. И это плохо. В этом она была тогда права, я начинаю влюбляться, и это плохо для нас обоих. Хотя ещё четырнадцать дней назад я отрицал сей факт и поднимал на смех подобные чувства. Всё меняется. Слишком быстро меняется.