общин даже вопросы премьер-министру адресуются ему как достопочтенному члену от округа такого-то, и в официальных парламентских протоколах (так называемый «хэнсард») партийная принадлежность депутатов не обозначается [*].

[* Этого, кстати, не делается и на избирательных бюллетенях. Как «домовладелец», я вместе с женой тоже был занесен в избирательные списки и любопытства ради прошел весь несложный ритуал голосования на выборах 15 октября 1964 года. Перед школой в переулочке у Свисс-коттеджа, превращенной по случаю в избирательный участок, активисты либералов, тори и лейбористов, разумеется, напомнили нам имена их кандидатов; но в самом участке на бюллетенях, выданных нам торжественно-нейтральным старичком, кроме трех имен и фамилий - против «своего» надо было поставить крестик, - никаких других пометок не было.]

Эм-пиз и сейчас, конечно, может воспользоваться возможностью, отведенной для «частных биллей», или «часом вопросов». Но во-первых, возможности эти предельно ограничены, а во-вторых, «парламентский хлыст» тут как тут. Кристофер Холлис, помощник редактора сатирического журнала «Панч», консерватор, сам бывший член парламента в течение десяти лет, говорит на этот счет: «Хлысту» нет необходимости быть настолько грубым, чтобы угрожать: «Если вы выступите против политики партии, вам нет нужды беспокоиться о месте заместителя министра, распроститесь с надеждами на рыцарское звание, можете не рассчитывать на включение в список нашей зарубежной делегации или место в комиссии по вопросам, которые вас особо интересуют». Но каждый прекрасно знает, что эта угроза подразумевается и она очень эффективна. Жизнь в Вестминстере, если она не облегчается время от времени какими-то поручениями, невыносимо скучна. И «хлысты», от которых зависят такие поручения, всегда могут использовать это орудие, чтобы убить смутьяна чисто китайской пыткой скуки».

Хотят они того или нет, но при голосовании депутаты выстраиваются в линию и, как правило, шага не сбивают. Оппозиция может хоть на голову встать: с механическим большинством правящей партии в течение сессии ей все равно ничего не сделать. Да и само-то большинство, дав лидерам возможность сформировать правительство, на этом свою главную функцию исчерпывает. Ему остается лишь дисциплинированно превращать билли в законы.

Правда, у оппозиции всегда сохраняется надежда поменяться местами с правящей партией, выиграв очередные выборы, что, как мы знаем, время от времени и происходит.

Профессионализм политиков - нечто в высшей степени почитаемое и, быть может, имевшее немалый смысл для Британии XIX века, когда парламенту приходилось иметь дело в основном с вопросами чисто политического свойства, оказался теперь достоинством крайне сомнительным. Времена, когда сложные проблемы хозяйствования и развития производства и науки находились вне сферы ответственности британского парламента, ушли, видимо, в безвозвратное прошлое, теперь эти проблемы требуют-не только внимания, но и соответствующих решений от депутатов Вестминстера. Фермеру, правда, и сейчас не придет в голову испрашивать совета - не говоря уже о том, чтобы принимать указания, - что, как и когда сеять: на своем частном поле он хозяин и он отвечает сам перед собой за успех или провал дела. Для компании «Руте» Вестминстер тоже не авторитет по части моделей выпускаемых ею автомашин. Не следует, однако, забывать, что в настоящее время государственный капитализм - крупнейший из хозяйственных укладов в стране. И правительство, и парламент в Британии ответственны за отрасли, худо-бедно представляющие 40 процентов всех основных капиталовложений: угольную промышленность, железнодорожный транспорт, радио, телевидение, телефон, газ, электроэнергию, научно-исследовательские учреждения, атомную энергетику… Как развивать все это хозяйство, как быть с квантовой механикой (отпускать на исследования деньги или считать ее алхимией?), сколько нужно стране специалистов в области электроники, инженеров-строителей, биологов - эти и многие другие вопросы призваны решать правительство и в конечном счете парламент. Разумеется, к услугам профессиональных политиков советы экспертов. Но экспертов Уайтхолла, Сити и монополий, а не палаты общин. «В Вестминстер, - цитирует Энтони Сэмпсон одного из промышленников, - попадают те, кто хорошо ораторствует, а не те, кто действительно способен вести дело». И этот промышленник говорит истину.

Власть имущие в Британии не новички в искусстве привлекать способные головы на «правящие» должности, в том числе и парламентские. Но нынешний Вестминстер сложился в период истории этой страны, когда ее политическая жизнь еще вращалась главным образом вокруг проблем управления империей. Именно в те десятилетия британскими господствующими классами и была создана система отбора нужных им людей: профессионалов-политиков - в метрополии, губернаторов и чиновников - в колониях. Раз сформированная и запущенная в ход система приобрела инерцию большую, чем сама империя, и в наши дни она явно не отвечает реальному положению Британии в мире, когда волей-неволей она должна сама зарабатывать себе на жизнь.

Такова, грубо говоря, суть того двусмысленного положения Вестминстера в британском обруче власти, который, все еще сохраняя статус и роль верховного законодательного органа, не в состоянии осуществлять ее с той эффективностью, которой от него хотели бы в «коридорах власти». Я не случайно оговорился насчет «грубости» данной фразы, ибо сама эта двусмысленность отнюдь не так очевидна в повседневной парламентской сутолоке, как может показаться. Она скрыта под ворохом других крупных и мелких проблем, смазана необходимостью заниматься и внутренней политикой, и все еще огромными заморскими активами Британии, она оттеснена на задний план противоречивостью интересов и соперничеством кругов, еще живущих имперскими киплинговскими мотивами, и кругов, делающих ставку на промышленное возрождение собственно Британии. И ко всему прочему Вестминстер и в настоящем своем виде, с точки зрения действительных правителей Британии, вовсе не исчерпал своей роли. В противном случае лишенные сентиментов воспитанники «паблик скулз» давно превратили бы его в открытый музей на манер лондонского Тауэра, куда валом валят туристы, чтобы поглазеть на холодные каменные мешки заточения монархов, орудия пыток и хранилище королевских драгоценностей, среди которых за непробиваемым, наверное, даже пушкой стеклом сверкает и имперская корона со знаменитым бриллиантом «Кох-и-нор».

Вестминстер нужен британским правящим классам по многим причинам. Потому, что им нужен традиционный институт буржуазной демократии, как наиболее приемлемой в условиях данной страны формы правления, гибкой и надежной, отточенной, проверенной временем и в конечном счете наименее хлопотной. Вестминстер нужен им как постоянный и пока безотказно действующий предохранительный клапан для отвода опасных идей, как русло, по которому удобнее всего направить вспыхивающие время от времени политические дискуссии в стране, и как омут, в котором при необходимости можно утопить в словопрениях неугодную будоражащую мысль.

Вестминстер нужен тем, кто имеет реальную власть и деньги в Британии, еще и потому, что дает отличную возможность «провентилировать» тот или иной шаг, тот или иной законопроект, прежде чем сделать его законом. Не велика, с их позиций, беда, если сотня-другая «эм-пиз» голосует «за» или «против» финансового