Его серьезные серые глаза казались дымчатыми, а улыбка – грустной. Чувствовалось, что у человека какое-то горе, поэтому я была к нему особенно добра: не отказалась потанцевать, выпить на брудершафт и побеседовать «за жизнь» в относительно тихом уголке за рогатой вешалкой для одежды.

Мы поглазели в окошко, из которого открывался вид на пустую улочку в желтых пятнах фонарей, и снисходительно пожалели население австрийской деревушки, в отсутствие русских туристов живущее крайне скучно. Обсудили достоинства местной кухни и, чтобы разговор не был беспредметным, попутно продегустировали три сорта фруктового шнапса. Полюбовались играми и плясками наших товарищей, и наконец Даня, краснея, спросил:

– Скажи, Катя, у тебя кто-нибудь есть?

– Ну как тебе сказать… – замялась я.

Развернутого ответа на этот вопрос я и сама не знала, поэтому честно сказала, как вспомнила:

– У меня есть мама, папа и бабушка.

– А жених?

Я вздохнула и крепко призадумалась. Есть у меня жених или нет, я не помнила, хоть убейте! В голове никаких таких воспоминаний не осталось, однако тело настойчиво подсказывало, что оно хорошо знает разницу между наличием любимого мужчины и его отсутствием.

– На этой неделе я совершенно свободна, – уклончиво ответила я.

– Прекрасно, – пробормотал мой собеседник и, против ожидания, помрачнел.

Это была парадоксальная реакция на плохо замаскированное предложение перейти к открытому ухаживанию. Я неприятно удивилась и тоже помрачнела. Так мы сидели, хмуро глядя в разные стороны (Даня еще барабанил пальцами по столу), пока мимо нас с писком и визгом не пронеслась колоритная парочка – кудрявый белокурый бес Кузьма Казимиров и его дохленькая подружка Аллочка. Спотыкаясь, они вывалились за порог, и мой огорчительно безынициативный кавалер, даже не извинившись, последовал за ними.

– Прекрасно, – повторила я последнюю реплику негодяя Фигасова с его же интонацией.

Меня глубоко оскорбило и унизило то, что интересный мужчина высокомерно мною пренебрег. А я-то жалела этого негодяя, по-женски сочувствовала ему в его неведомом горе. Собиралась, в свою очередь, спросить, есть ли у него любимая подруга, и в случае отрицательного ответа ненавязчиво предложить свою кандидатуру! Да что говорить, я бы, может, даже замуж за такого парня вышла, если бы не его смехотворная фамилия! Я слишком недавно перестала зваться Разотрипятой, чтобы без раздумий стать Фигасовой.

От обиды на глаза навернулись слезы, от злости заболела голова. Захотелось тоже выйти на свежий воздух, но не было желания видеть презренного Фигасова с его товарищами. Пробравшись вдоль стеночки, я оказалась в подобии кладовки и уже совсем собралась всласть порыдать на широкой груди дубовой бочки, когда по другую сторону ее просторного корпуса послышалось легкое покашливание, и ко мне неожиданно вышел незнакомый дядька в кургузом пиджаке, клетчатой рубашке и коротковатых штанах на подтяжках. В дополнение карикатурного сходства с пожилым тирольским пастушком голову этого персонажа украшала шляпа с перышком, так что я не долго выбирала язык общения, уже привычно молвив:

– Халле!

– Привет! – на чистом русском ответил фальшивый тиролец. – У тебя все в порядке?

– А разве похоже? – окрысилась я.

С немцем я бы еще полюбезничала, но с соотечественником церемониться не собиралась – не то у меня было настроение.

– Если тебе кто мешает, ты только скажи, – хищно улыбнулся лжепастушок.

– Вы мне мешаете! – грубо огрызнулась я и, заметив дверь в стене, выскочила на улицу.

– Гав? – вопросительно бухнул пес, привязанный у соседнего дома в одном ряду с велосипедами.

– Собачья жизнь у нас с тобой, Бобик! – пожаловалась я ему на ходу.

Куда бегу, я и сама не знала.

– До конца квартала – и обратно, – предложил внутренний голос, заметно обеспокоенный моим порывом. – Далеко-то не удирай! Фигасов, конечно, толстокожий чурбан, но он все-таки русский, да еще и симпатичный.

– Хватит с меня симпатичных! – не слишком искренне заявила я.

– Это ты про Маню и Муню, секретных агентов под прикрытием? – понял внутренний. – Да, от них надо драпать, но куда? Точнее, к кому? Кто защитит бедную одинокую девушку, потерявшуюся в чужой стране? Кто возьмет ее под свое теплое крылышко? Ты все-таки присмотрись к Фигасову с его компанией!

При всей его симпатичности Данила Фигасов не выглядел ангелом, так что в наличии у него теплых крылышек впору было усомниться, да и особого желания покровительствовать одинокой сиротке он пока не выказал. Но я представила, как он мог бы меня пригреть, если бы мы оба того захотели, раскраснелась и замедлила шаг. В следующий миг меня толкнули в спину, и я не распласталась на мостовой только потому, что меня удержали от падения сильные мужские руки.

– Ин…

Я обернулась, и мексиканский негодяй Фигасов осекся. Я тоже молчала, ожидая продолжения и боясь спугнуть назревающее счастье.

– Ин-ногда я такой тупой идиот! – с запинкой сказал Данила и покаянно свесил голову мне на плечо.

– Я тоже, – с облегчением выдохнула я. – Тоже ту…

Назвать себя тупой идиоткой у меня язык не повернулся, и я нашла словечко помягче:

– Турок! Ты турок, и я такой же турок, только женского рода.

– Так это же замечательно, – ласково проворковал он и убедительно – долгим поцелуем – продемонстрировал свою неподдельную радость по поводу того, что мы с ним тупые, но разнополые турки.

Муня только подмигнул, и Маня понял его без объяснений. Он и сам достаточно быстро сориентировался в ситуации и легко вычислил наиболее денежного парня.

По виду хмурого верзилы с брутальной армейской стрижкой было ясно, что он гораздо охотнее расщедрится на оплеухи, чем на деньги. Бородатый дядька в коротковатых, не по росту, штанах на помочах смотрелся типичным бюргером, помешанным на экономии. Подваливший последним смуглый парень, похожий на индейца, пил только минеральную воду, что не позволяло высоко оценить его платежеспособность. А вот у светловолосого пижона в позолоченных штанах бумажник был толстый, как хороший немецкий бифштекс! Маня, в свою очередь, маякнул Монике, и она прилипла к состоятельному блондину крепко и нежно, как мозольный пластырь.

Дурнушка Моня, надо отдать ей должное, при желании весьма эффективно использовала скудные средства обольщения, дарованные ей природой. Вдохновленная пивом и перспективой поживы, она так завлекательно сверкала глазками и пятками, что смогла даже завоевать титул королевы канкана. Правда, соревновались с ней только Муня и все тот же белокурый пижон, так что конкуренция была так себе, слабенькая. Тем не менее игривая Моника сумела впечатлить пижона и на покой в нумера удалилась с ним рука об руку – предварительно вручив Муне ключики, незаметно извлеченные из кармана шикарных позолоченных штанов.