Пальцы герцога продолжали нежно ласкать ее чувствительные бугорки.

– Ты жаждешь меня? – прошептал Годрик у ее рта.

– Что? Нет… – Она пыталась отрицать это.

Его уста изогнулись в улыбке, и он слегка сжал зубами ее нижнюю губу.

Эмили простонала, напрягшись под ним.

– Пожалуйста…

– Пожалуйста, что?

Она подавила стон, когда напряжение между ее ног усилилось.

– Я не знаю…

Другую руку Годрик запустил ей в волосы и отклонил голову девушки назад. Его губы переместились на ее шею, а пальцы продолжали ласкать этот нежный бутон. Эмили не могла остановить свои бедра, которые начали описывать небольшие круги около его руки. Кровь пульсировала во всем ее теле, когда давление и дрожь превратились в острые муки физического возбуждения. Как плавное взмывание на качели, выше и выше, пока она наконец не уступила умопомрачительному падению вниз. Она вскрикнула.

Его смех согревал ее шею. Он снова стал целовать испуганные губы, убрав ладонь, находившуюся между ее ног и положив руку на ее голое бедро. Этот жест был одновременно властным и милым. Он рисовал большим пальцем круги на ее коже чуть ниже талии, а она сопротивлялась желанию рассмеяться от щекотки.

Годрик потерся о нее щекой, царапая ночной щетиной ее кожу.

– Тебе понравился этот маленький поцелуй?

Эмили вдохнула его запах, она была полностью удовлетворена.

– Мне очень понравилось, но я думаю, ваша светлость смошенничал. – Она оставила ему преимущество, дав такой ответ, однако сейчас не могла ясно мыслить, чтобы солгать что-то.

– Не буду отрицать, в некотором роде мошенничество имело место быть.

Этот дьявол набрался наглости подмигнуть ей.

– Каждую ночь и каждое утро я буду целовать тебя.

Эмили открыла было рот, но он прижал палец к ее губам.

– Только не протестуй. Ночами в моих руках тебе ничего не грозит. У меня достаточно сдержанности, чтобы остановиться. – Он сел на кровати и отпустил ее.

Эмили стоило бы подняться с постели, но она не могла. Ноги отказали бы ей, и она снова упала бы в его руки.

Он засмеялся.

– Я был уверен, что ты выпорхнешь из моей кровати, как только я отпущу тебя.

– Я… Я не вижу, зачем мне спешить. – Девушка старалась скрыть свое неустойчивое состояние. Она прикрыла обнаженное тело ночной рубашкой и взглянула на него с надеждой, что он отпустит ее.

После всего только что пережитого, ей нужно было хорошенько и долго все обдумать наедине с собой.

Годрик разрешил Эмили уйти в свою комнату. Он плотно закрыл дверь, обеспечив девушке некоторую приватность.

Даже несмотря на то, что сам он не дошел до пика наслаждения, герцог с удовольствием осознавал, что был первым мужчиной, который прикоснулся к Эмили там. Это придало ему энергии, пока он одевался и спускался к завтраку. Он перехватил Симкинса в холле и дал указание отправить к Эмили служанку.

– Я так полагаю, с мисс Парр все в порядке?

От Годрика не ускользнул озабоченный вид дворецкого.

– Да, с ней все в порядке. Как мне кажется, ты слышал ее возгласы прошлой ночью. Но расслабься, Симкинс. С леди все нормально.

– Это хорошо, ваша светлость. Надеюсь, ничто не разозлит и не напугает мисс Парр настолько, чтобы она снова кричала так. – В голосе дворецкого ощущалось мягкое предупреждение. Только Симкинс мог говорить с ним таким тоном.

– Я не могу пообещать, что она больше не будет вскрикивать. Темперамент и независимость этой девушки делают ее напористым созданием. Скажи лакеям, что они не должны ходить к ней, никто, кроме Либбы, которая о ней позаботится. Эмили – это моя собственность.

– Но, ваша светлость…

– Никаких но, Симкинс. Если Эмили кричит, значит, получает то, что заслуживает, хорошее или плохое.

Годрик твердо стоял на своем. Искушение Эмили требовало ежедневных доз порочности. Он не хотел, чтобы она проясняла голову. Здравый рассудок всегда портил лучшие моменты страсти.

– Отлично, ваша светлость. Лорд Шеридан и лорд Лонсдейл уехали верхом в Лондон прошлой ночью и вернулись сегодня рано утром. Полагаю, лорд Шеридан желает поговорить с вами о подарке, который он купил для мисс Парр.

– В какие игры он играет, черт побери? – Несмотря на Правило Четвертое, мысль, что кто-либо из мужчин желает ухаживать за Эмили и дарить ей подарки, взбудоражила его кровь. – Пытается превзойти меня? Я купил ей целый чертов гардероб!

– Возможно, ваша светлость, вам нужно подождать и посмотреть, что это.

Улыбался ли Симкинс, когда уходил? Годрик, поморщившись, пошел следом за дворецким в столовую. Седрик уже ел и выглядел на удивление бодрым, несмотря на тот факт, что спал он всего несколько часов.

– Симкинс рассказал тебе о моем подарке для Эмили?

Раздражающий огонек надежды в карих глазах Седрика был явно неприятен герцогу.

Годрик скрестил руки на груди.

– Что же ты для нее купил?

– Щенка. Английского фоксхаунда.

Годрик не знал, засмеяться ему или нет.

– Собаку? Зачем ей фоксхаунд? Она не будет охотиться.

Что девушке делать с собакой, особенно с охотничьей? Разве большинство женщин не предпочитает кошек? Котенок был бы более разумным выбором, если Седрик хотел завоевать юную леди. Но опять-таки, как не раз любила повторять Эмили, она не похожа на большинство женщин.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Годрик, но это больше, чем просто подарок. Собака будет лаять и дрожать и следовать за ней повсюду. Эмили может передумать убегать отсюда, если не захочет оставить здесь пса.

Годрик обдумал это.

– Тут ты, возможно, и прав, Седрик.

– Чудесно! – Парень с живостью подскочил со стула. – Могу я принести его в столовую, когда она спустится?

– Думаю, да. – Годрик занял свое место и начал накладывать в тарелку еду, когда Седрик исчез.

Эштон сел за стол, не сказав ни слова. Это сильно беспокоило герцога, ведь он не привык видеть всегда живые глаза своего друга такими тусклыми и темными, не говоря уже о заживающем синяке под глазом.

– Эш? – обратился к нему Годрик.

Барон поставил чашку кофе, сложил руки и посмотрел на его светлость.

– Ну?

– Что «ну»?

– Ты закончил то, что начал с ней, или в твоем черном сердце нашлась капля жалости?

Обвинения друга ранили его, но не более, чем их боксерский поединок, которого он заслужил, – Годрик знал об этом.

– Эш, я не причинил ей вреда после того, как ты ушел. Было несколько криков, признаю, но я остыл, или, скорее, она остудила мой пыл.