Он медлит.

– Бабочка!

Я вздрагиваю, услышав папин крик.

В тусклом свете его силуэт вырисовывается на корме лодки.

Джеб подтаскивает ее к берегу.

Папа наклоняется и жмет ему руку.

– Спасибо, что привел Элли.

Джеб кивает и отступает назад, позволяя мне влезть в лодку.

Папа протягивает руку. Я хватаюсь за нее, но только когда мои пальцы касаются его теплой мозолистой ладони, я успокаиваюсь и шагаю через борт. Папа помогает мне сесть.

– Папа, я думала, что ты…

– Всё хорошо, детка, – отвечает он, обнимая меня. – Потом расскажу.

Я поворачиваюсь к Джебу:

– Ты ведь останешься сегодня с нами, правда? Нам нужно придумать, как вернуться домой. Пожалуйста…

– Я велю морскому коньку поискать вашу сумку, – говорит Джеб, избегая моего взгляда. – На маяке есть некоторый запас чистых вещей. Завтра получите собственную одежду. А потом мы обсудим, как переправить вас обоих к воротам.

– Переправить нас? – спрашиваю я, в ужасе глядя на него. – Но мы не уйдем из Гдетотам без тебя!

Джеб отталкивает лодку. Под днищем скрипит песок.

Мы отчаливаем.

– В кладовке вы найдете еду. Желтые цветы, которые растут только в этом мире. Морфей видел, как их едят какие-то животные. В этих цветах, очевидно, есть все питательные вещества, какие нам необходимы, потому что мы тут живем на них, а время от времени добываем кролика. Пить можно дождевую воду. Вам много не нужно.

С этими словами он кивает папе, подавая сигнал грести.

– Джебедия, ты знаешь, что мы будем рады тебя видеть, – говорит папа и замолкает: он явно ждет, не передумает ли Джеб.

Но тот не отвечает, и папа берется за весла.

Джеб смотрит, как мы плывем; блестящие волны разбиваются о лодку, весла погружаются в воду. По пляжу проносится луч маяка, осветив зеленые глаза и сияющую татуировку. Потом Джеб уходит – возвращается к двери тем же путем, каким пришел.

Папа перестает грести и касается моей руки.

– Элли…

Все те места в моей душе, которые раньше занимал Джеб, теперь заполняет одиночество.

– Он не может оставаться здесь. Он должен вернуться домой, папа.

– Уже поздно. Мы устали. Я уверен, что завтра он будет смотреть на вещи по-другому. Если мы дадим ему время подумать, Джеб примет верное решение. Не надо терять веры.

– Он ненавидит меня.

Папа вздыхает.

– Нет, детка. Будь это так, он не стал бы тебя защищать. Он отправляет нас на остров, потому что думает о твоей безопасности.

– Каким образом ночевка на дурацком острове может нам помочь?!

Папа вновь принимается грести.

– Не знаю. Я надеялся, что Джеб тебе это объяснил.

Я хватаюсь руками за борта.

– Он мне ни в чем не доверяет. К Морфею он и то стал ближе!

Мои кости наливаются свинцом, эмоции иссякают. Я откидываю голову назад и закрываю глаза, надеясь, что плеск воды успокоит нервы.

– Ну, неудивительно, что они стали ближе, – говорит папа. – Поскольку Джеб пропитался магией Морфея, когда они проходили через ворота.

Я резко открываю глаза и выпрямляюсь.

Вот почему. Вот почему Джеб подпустил шпильку насчет ученика и учителя. Вот откуда странный фиолетовый свет. Вот почему они позабыли о взаимной ненависти и научились сосуществовать. Более того. Между ними возникла связь. Парни, которые раньше были врагами, научились полагаться друг на друга, чтобы выжить.

– Элли, что с тобой?

– Я просто… Жаль, что он сам мне не сказал.

– Со мной он тоже был сдержан, когда мы встретились в пустой комнате, где меня оставило то существо. Но мы поговорили о моем прошлом и о том, что случилось с твоей мамой. Я извинился за резкие слова, которые сказал в тот день, накануне выпускного. Джеб простил меня. И простит тебя. Просто будь с ним откровенна. В глубине души он знает, что ты не хотела отправлять его сюда.

Всё гораздо хуже. Ты даже не представляешь. Если бы только я могла рассказать папе правду! Но я слишком измучена, чтобы хотя бы попытаться. Свет проносится над лодкой, и мы снова оказываемся в темноте.

Я не поддамся жалости к себе. Я верну доверие Джеба. А пока буду утешаться тем, что он доверяет папе.

– Есть и плюсы, – продолжает тот. – Похоже, Джебу досталась бóльшая часть магии, поскольку он человек, и железо на него не действует. Он делится с Морфеем при помощи своих рисунков. Таким образом, Морфей может пользоваться магией и не искажаться.

Я поджимаю губы.

– То есть магия заключалась в трости, а не в Морфее? Именно трость нуждалась в подзарядке?

Папа кивает.

Значит, Джеб без Морфея станет легкой добычей, а Морфей без Джеба полностью лишится магии – с его точки зрения, это хуже смерти. Пожалуй, он вряд ли обрадуется, узнав, что мы растворили его трость.

Я наклоняюсь через край и провожу ладонью по воде.

– Трость превратилась в лужицу краски. Джеб нарисовал ее, а вода уничтожила… – я хмурюсь и продолжаю: – Значит, сегодня нас защищает вода, а не остров. Но почему лодка не растворяется? И морской конек. Они тоже созданы Джебом. Почему они не тают?

Я вытираю руку о штаны.

– Джеб не рисовал морского конька, – отвечает папа, продолжая рассекать веслами плещущие волны. – Это здешнее животное. Джеб и Морфей приручили его. А что касается лодки… Джеб мне кое-что сказал, когда я спросил про то… существо. Про его двойника. Почему он искажен.

– И что?

– Он начал что-то объяснять про границы художественной реальности. Образы и персонажи с одной картины способны сосуществовать. Большинство созданий Джеба находятся в той обстановке, которая им задана. Но если он нарисовал что-то на чистом холсте… и если оно забредает на чужую территорию… может случиться что-нибудь непредсказуемое.

Я задумываюсь. Теперь понятно, почему Никки может вылетать в зазеркальный мир, а эльф-двойник Джеба – ТК – бродить по коридорам.

– Значит, если что-то нарисовано на картине, где есть вода, оно не растает. А если нет…

– Правильно. Видимо, двойник Джеба смешался с какими-то другими рисунками и начал рассыпаться на кусочки.

Папа говорит это, и я вспоминаю слова нарисованной феи: «От тебя останутся одни клочки». Морфей сказал, что все рисунки знают, как я выгляжу. А Джеб обмолвился, что некогда в его картинах возникло мое лицо. То есть он нарисовал меня.

Может быть, фея решила, что я заблудившийся рисунок, которому нечего тут делать. Ожившие рисунки собирались порвать меня на куски за то, что я явилась к ним. Ну или, как сказал Морфей, они желали отомстить за своего создателя.