Когда я различаю еще кое-какие ужасные подробности, из моей груди рвется вопль. Кожа у Джеба под левым глазом рассечена. Но вместо тканей и костей там пустота.

У меня пересыхает во рту. Крик глохнет под ладонью Джеба.

«Он теперь не тот, что раньше», – предупреждал Морфей. Вот что он имел в виду. Джеб подвергся искажению. По моей вине.

Я подавляю рыдание.

В пустоте, там, где разошлась кожа, я замечаю какое-то движение. На поверхность из раны появляется глаз, покрытый прожилками и обращенный зрачком внутрь. Я удерживаю тошноту и пытаюсь оттолкнуть Джеба. Но он слишком силен и удерживает меня прижатой к стенке.

Джеб наклоняется ближе. Из дыры над скулой появляются пальцы. Они пытаются дотянуться до меня и ощупать. Пальцы блестящие, красные, цвета крови. Ни к чему не прикрепленное глазное яблоко выкатывается на кончики этой чудовищной руки, чтобы лучше видеть; в то же время два обычных глаза Джеба продолжают изучать мое лицо.

Я тщетно пытаюсь вздохнуть под неумолимой ладонью, зажимающей мой рот. Жар, похожий на вспышку молнии, обжигает мне грудь, и дневник под туникой вновь начинает светиться. Тогда оживает чувство самосохранения. Я вцепляюсь зубами в пальцы Джеба – сильно, прокусив кожу.

Издав жуткий вопль, он выпускает меня. Я сплевываю кровь, смутно сознавая, что она на вкус как краска.

Пытаясь не упустить скользкий кинжал из потных пальцев, я перехватываю его в последнюю секунду, случайно полоснув Джеба по бедру. Он воет – душераздирающим, звериным голосом, – когда кожа на ноге расходится, оставив разрез длиной дюймов в шесть.

– Прости! – кричу я. – Прости, пожалуйста!

Глаза и красные, ни к чему не прикрепленные, пальцы лезут из раны, восседая на извивающихся темно-красных лозах, которые снабжены ртами, похожими на растения-мухоловки.

Я роняю кинжал. Прижавшись спиной к стене, соскальзываю на пол. Мои крики сливаются с мучительными воплями Джеба. Скользкие лозы вьются вокруг меня, и я отбиваюсь пинками. Желчь подступает к горлу, когда несколько лоз крепко обвиваются вокруг моей лодыжки.

Дверь в коридоре распахивается. Выбегает Морфей, Никки и Чешик летят следом.

Соленые слезы катятся по моему лицу и мочат губы, пока я, бессмысленно лепеча, извиняюсь за всё сразу. За всё, что нельзя повернуть вспять.

Морфей отдирает лозы, помогает мне встать и прижимает к груди.

– Уберите этого зверя отсюда! – кричит он через плечо.

Заплаканными глазами я смотрю туда же, чтобы понять, к кому он обращается.

Это Джеб. Мой Джеб. Тот, который несколько минут назад разговаривал с Морфеем. Брызги краски – единственное, что портит его безупречное лицо.

А другой Джеб, который напал на меня, лежит, скорчившись, на полу и воет. Жуткий двойник человека, которого я знаю и которому верю.

– Почему эта тварь бродит тут без присмотра? – продолжает сердиться Морфей. – Я же говорил… не следовало давать ему такую свободу.

Джеб обводит меня взглядом. Его зеленые глаза далеко не так бесстрастны, как у эльфа-рыцаря. В них шок, горечь и боль.

Меня с головы до ног охватывает дрожь. Я должна сказать Джебу, что пришла помочь ему. Что по-прежнему люблю его. Что хочу попросить прощения. Но голосовые связки как будто скованы морозом.

И голова тоже похожа на кусок льда. Тяжелая, онемевшая. Я даже уже не уверена, что бодрствую. Может быть, всё это было ночным кошмаром. Я повисаю на шее у Морфея, уткнувшись лицом ему в пиджак. Никки и Чешик зарываются мне в волосы, пока я вдыхаю запах лакрицы. Это единственное, что я узнаю. Единственное, что осталось неизменным.

Он относит меня обратно в освещенную солнцем комнату и осторожно усаживает на стол. Я не переставая дрожу. Горло болит от удерживаемых рыданий.

– Успокойся, Алисса, – говорит Морфей и набрасывает мне на плечи кусок тяжелой парусины.

Чешик перебирается с моего плеча на колени; его огромные изумрудные глаза словно спрашивают, что со мной. Никки порхает возле моего лица и поглаживает меня по виску крошечной ладошкой – по-матерински ласково.

Кровь то вспыхивает, то остывает.

– Ты совсем бледная, – замечает Морфей, плотнее запахивая на мне ткань. – Принести ведерко?

Я качаю головой, подавляя тошнотворное бурление в животе.

– Г-г-где Джеб? И что это было…

Мое тело сотрясается от кашля.

– Ш-ш, – Морфей кладет руки мне на бедра, заслоняя крыльями нас обоих. – Джебедия сейчас приберется и придет. Дыши глубоко и смотри на меня. Ты в безопасности.

Я с трудом делаю вдох – и давлюсь.

– Сосредоточься на мне, – настаивает Морфей.

Я не свожу глаз с его лица; заслоненное крыльями, оно обретает цвет снега в тени. Морфей начинает петь. Не мысленно, у меня в голове – поскольку железный купол не позволяет, – а вслух… простую и милую колыбельную, своим прекрасным голосом.

Он пел эту песенку, когда сам был ребенком и относил меня во сне в Страну Чудес. Тогда я укрывалась одним из его атласных крыльев, как одеялом, и запах лакрицы и меда, вместе с чудесной колыбельной, позволял мне расслабиться и спокойно уснуть.

Пока я слушаю, драгоценные камни на лице Морфея делаются безмятежно-синими, как морская гладь.

Сделав несколько глубоких вдохов, я подавляю кашель и говорю:

– Спасибо.

Морфей сжимает мои плечи сквозь ткань.

– Это существо не собиралось причинять тебе вред. Ему было просто любопытно. Оно уже видело когда-то твое лицо. Как все здешние создания.

Вспомнив колючую проволоку, я качаю головой.

– Нет. Рисунки вели себя так, как будто я могла им повредить. Они хотели убить меня.

Морфей поднимает бровь и проводит пальцем по моей исцарапанной шее.

– Это они сделали?

Я киваю.

Морфей рассматривает прорехи у меня на рукавах и ожоги, оставленные падающими звездами.

– Как любопытно.

– Это просто чудовища, – говорю я, плотнее запахивая ткань.

– Не все, – возражает Морфей. – У малютки Никки тот же самый создатель, но она довольно мила.

Словно в знак подтверждения Никки садится на плечо и гладит меня по голове.

Тот же самый создатель. Кровь, которой разбитые сердца испачкали мою одежду… она похожа на краску. И кровь двойника имела вкус краски.

От нехорошего предчувствия я замираю. Флуоресцентная фея, граффити, искаженная копия Джеба, пейзажи на его картинах… всё это напоминает мне о том, как я впервые узнала о своей силе. Как случайно оживила мозаику, висевшую на стене в коридоре. Я заставила мертвых сверчков и ягоды остролиста танцевать и истекать кровью на гипсовом фоне.