удовлетворение. Хотя бы и по-новому понимаемое. Быть может, этому разросшемуся письму не удастся удовлетворить Вас – Ваши вопросы столь лаконичны, что могли быть превратно поняты. Во всяком случае, если Вам будет желательно задать иные вопросы, я обещаю ответить. Но во избежание неправильного понимания, заме [чу] одно: я не футурист, я лишь проповедник, [правильней был проповедником футуризма], ибо мне кажется, что раньше чем приступить к пропаганде исповедуемых мной идей, необходимо дать усвоить публике хоть сколько-нибудь футуризм, который является лучшим фундаментом для всякого будущего строительства. Примите уверения

Илья Зданевич

Кавказ

Тифлис, Кирпичный переулок д. 13.

Добавление. У Боччиони мы встречаем ряд работ, называемых «состояниями души». Об этой живописи душевных состояний он распространялся в своём докладе, читанном в Риме 6 мая позапрошлого года. По его возражение переживаний не более как попытка определить ассоциации, вызываемые в нашем представлении теми или иными линиями, и на этом основании употреблять линии, соответственные сюжету. Что же до приписывания живописи способности передавать переживания как таковые (что является скорее делом поэзии), то у футуристов я подобного утверждения не наблюдал.

60

И.М. Зданевич – С.В. Штейну302

24-го<мая 1913 г. >

Многоуважаемый Сергей Владимирович303,

лишь ныне пишу Вам, ибо многое и многое произошло за те две недели, как я приехал, и совсем сбило меня с толку. Самое тяжёлое это болезнь Чернявского, как-то внезапно разразившаяся и принявшая очень тяжёлые формы. Когда я вернулся из Петербурга, то не нашёл в нём никакой особенной перемены, он лишь был очень бледен и сильно нервничал. По-видимому, на него весьма также повлияло и северянинское столкновение304. Неделю назад он ушёл пешком на военногрузинскую дорогу. Оттуда его привезли в автомобиле, а на днях увезли в Харьков. Здешние врачи относительно излечимости не сказали ничего определённого.

Вообще у нас не весело, к тому же плохая погода. Когда уеду из Тифлиса не знаю, едва ли скоро. Несколько раз встречал Сергея Захарьевича, бывал у него, приводил в порядок его запущенные дела. Здесь Ганако Оота и Гельцер305 [и «Летучая Мышь»306]. Но мне не до театров. Не знаю, застанет ли Вас это письмо, быть может Вы уже в Павловске.

Мой низкий поклон Екатерине Владимировне307 и привет Люсе.

Ваш Илья Зданевич Тифлис, Кирпичный 13.

61

И.М. Зданевич – Г.В. Соболевскому308

23/6 <1913 г.> Тифлис

Прибыл нынче в Тифлис благополучно. Прогулки мало интересны, лишь предлагается руководительство выгодное. Приму ли, нет, не знаю.

Получил вести, что Ларионов с Гончаровой ездили в Москву на разбирательство дела о диспуте и М.Ф. приговорили к штрафу в 25 рублей. Дело прошло тихо.

На Съезде309 оживлённо, [но пахнет неприятным дилетантством и бестолковщиной]. В городе жарко и душно [и тяжело]. Из предлагаемых руководительств самое скучное – Боржом – Бакуриани, но конец желанен – Батум.

Вечером зайду к Верховскому. Был у Канчели – не застал. Приветы мои Марине Алексеевне и тебе, и тому Солнц<у>, что при отплытии моём падало в выдохшееся море и перекинуло от себя ко мне мост из [огня]. Наши пути по горящим мостам. Но конец желанен – Солнце.

Твой Илья

62

И.М. Зданевич – Г.В. Соболевскому310

4 июля <1913 г.> Батум

Дорогой Григорий Витальевич, отправляю на твоё имя письмо для Марины Алексеевны, темперу и байц, извиняясь за промедление, тем вызванное, что большой бумаги для пастели у Матинянца не оказалось, принялся за розыски, но нигде не нашёл. У Матинянца же говорят, что будет получена на днях, тогда и вышлю.

Темпера Шминке311 вещь хорошая, но пришлось прибавить кое-что Вольфа, т. к. этих цветов не оказалось. Краски фабрики Шминке дороги по сравнению с Вольфовыми, но качествами обладают лучшими.

Байц взял у Ленцкого по 3 золотника, если понадобится, ещё вышлю. Разводит<ь> водой и красить без всякого грунту, только синюю нужно разводить спиртом. Пропорция определяется тем, какой тон желателен. Плана Парижа, который был у нас и который я обещал Марине Алексеевне, отыскать не удалось, должно быть потерян, о чём весьма жалею.

Жара стоит необычайная, дни сижу дома и нигде не бываю. Занят некоторыми лингвистическими работами и много пишу. Больше новостей никаких. На днях встретил Ананова, который рассказал о шторме.

Мой низкий поклон Марине Алексеевне. Прощай.

Твой Илья Зданевич Тифлис, Кирпичный, 13

63

И.М. Зданевич – В.Н. Шнакенбургу312

7/7 <1913 г. >

Мне не удалось распрощаться с Вами при отъезде из Петербурга, и этому запоздалому письму (слишком запоздалому) не сыграть роли позднего привета. Я и не надеюсь на это. Просто – я вспомнил Вас, и желая знать, где Вы и что с Вами (простите за стереотипную фразу и грубое объяснение моих намерений), пишу это письмо. Не ведаю, удастся ли ему найти Вас, надеюсь да, хотя я не знаю подлинного адреса, который нужно было бы написать на конверте. Я в Тифлисе пребываю два месяца, ездил в Батум на три недели, купался в море и написал доклад о вреде грамотности313, которым надеюсь открыть сезон. Сделано дел очень мало, но с одной стороны тропичность климата, а с другой склонность к праздному препровождению времени и долговременным беседам (всегда очень пустым), столь печально укоренившая в моей натуре – непреодолимы. Однако я выучился скрашивать жизнь эксцессами, иногда очень забавными, чистил на улице ботинки, уверяя, что это священнодейно, ибо чистка ботинок – победа над землёй, их грязнящей, символом свободы от которой они являются, выкрасил волос в [рыжий] красный цвет и нашёл невесту негритянку314. Вас эти эксцессы (столь необходимые для того, чтобы мозги не вяли от однообразия провинциальной жизни) не должны удивлять (Вы к ним, должно быть, привыкли) и мне кажется, что то осуждение, которое они встретили у окружающих – едва ли основательно, ибо я всегда был поклонником общественного приличия, и мои протесты против него из того же приличия и вытекали. Это двойственно и противоречиво, но это мне свойственно и потому законно. Впрочем, я едва ли имею основания оправдываться перед Вами, не зная – осуждаете ли Вы меня. Да и потом Вы столь обходительны, что ничего не скажете, а потому всегда даёте понять. Пока прощайте. Мне было бы очень приятно, если бы Вы написали что-либо. Я буду ждать Вашего письма. Простите за такое подчёркивание, но мне просто хочется сказать правду.

Ваш Илья Зданевич

64

И.М. Зданевич