– Говорят, нет в жизни счастья, – сказал Иван Иванович. – Или, говорят, есть, но редко и мало. Ерунда. В жизни счастья довольно много. Не так, конечно, чтобы все время без перерыва, но есть.

Вот, к примеру, вечером ложишься спать, кладешь голову на подушку, на ухо натаскиваешь кончик одеяла и начинаешь постепенно засыпать… Что-то мелькает, уносит, понимаете ли, в сон, мягко так, а главное – ничего нет, что было днем. Ни шума-гама, ни разговоров пустых и тяжелых, ни этих мерзких рож… Все исчезло. Тихо так, спокойно… Это ли не счастье?

А еще бывает утром – я вообще-то встаю в семь часов, но бывает, проснешься под утро: в боку заколет или по малому делу надо. Прошлепаешь босиком в туалет, по дороге на кухню заглянешь, там часы стенные – свет зажжешь на минутку – батюшки, а времени-то всего без чего-то пять! Значит, еще можно два часа спать, какое счастье!

В выходные мне жена говорит: «Я встаю, а ты, Ванечка, поваляйся еще, поспи!» Как хорошо! В субботу, например, хожу гулять. В магазин зайду, куплю чего-нибудь вкусненького. Маша обед сготовила. Она суп варить мастерица! Хоть щи, хоть борщ. Вот говорю, а у самого слюнки текут. Ну, пообедали. Маша говорит: «Кофейку?» – а я: «Нет, я, пожалуй, подремлю на диванчике». Она мне: «Поспи, Ванечка, поспи», – и еще плед принесет. Накроешься пледом, глаза прикроешь, солнце из-за занавесок на стене узоры рисует, ветки, тень от люстры на потолке… и сразу теряешь нить, улетаешь куда-то. Блаженство. Счастье, я же говорю.

А в отпуске? На свежем воздухе, особенно если у моря отдыхать, как прекрасно спится! Или вот днем, на пляже, наплаваешься, приляжешь на топчан, полотенце под голову, панамку на глаза – и только слышно, как море шумит, и засыпаешь. Какое счастье!

– Так что счастье в жизни есть! В моей жизни, по крайней мере, – завершил разговор Иван Иванович N, член-корреспондент Академии наук СССР, Герой Социалистического Труда, директор научно-производственного объединения «Экратрон», депутат Верховного Совета РСФСР, кандидат в члены Центрального Комитета КПСС.

И пошел на заседание межведомственной комиссии.

Наступил октябрь 2012 года, и некий знаменитый режиссер – не будем называть его имя – пришел в Администрацию президента. К некоему высокому чиновнику.

Чиновник принял режиссера приветливо. Заулыбался, встал, пожал руку, усадил на диван, сел рядом, велел помощнику принести чай. «Счастлив видеть легенду нашего искусства!» – так он сказал.

И еще он сказал, что сегодня вечером расскажет детям, кто у него был. Потому что они с женой и детьми обожают ходить в его театр.

– Да, вот как раз насчет театра, – вздохнул режиссер. – Здание у нас старенькое, крыша течет. Нужен ремонт. А еще лучше – новое построить. Современное оборудование закупить.

– Верно, – сказал чиновник. – Мой дед был строитель. Он говорил: новое строить дешевле, чем старьё латать.

– Ну, и… – обрадовался режиссер.

– Что? – не понял чиновник.

– Ну и помогите мне, в смысле – моему театру…

– Хм, – сказал чиновник. – А… а как?

– Ну, вам виднее!

– Мне? – удивился чиновник. – Это скорее вопрос Министерства культуры, а тут у нас управление политики.

– Тогда позвоните кому-нибудь!

– Кому?

– Министру культуры, например… Или мэру.

– Это как-то неэтично. Мой звонок министру культуры – это, как бы вам сказать, полнейший административный нонсенс. Пойдите к министру сами! Мне кажется, вы сами себя недооцениваете. Ведь вы, без лести говоря, великий артист современности!

– Уже был, – сказал режиссер. – И в мэрии был. Кругом отказ.

– Ай-ай-ай, – сказал чиновник. – Что ж это они так?

– Говорят, нет средств, – сказал режиссер. – Врут, наверное.

– Почему ж непременно врут? – чуть обиделся чиновник. – А может, на самом деле нет?

– Что же делать? – возмутился режиссер.

– Не знаю, – сказал чиновник. – Но мне очень жаль. Просто ужасно жаль.

– Но, – нахмурился режиссер, – я же снимался в предвыборном ролике!

– И что? – поднял брови чиновник.

– Я, можно сказать, поставил на кон свою гражданскую репутацию!

– Что-что? – изумился чиновник.

– А теперь вы отказываетесь помочь моему театру!

Чиновник снял очки, протер их, снова надел.

– Просто в голове не умещается, – сказал он. – Значит, вы были неискренни? А кто вас заставлял? Значит, вы продавали свой талант и авторитет в расчете на какие-то блага? Значит, легендарный актер и великий режиссер на самом деле просто… просто… просто слов нет! – он расстегнул пиджак и потер сердце. Надавил кнопку. – Что я скажу о вас своим детям?

Вошел секретарь.

– Накапай мне валокордину сорок капель, – томно сказал чиновник.

Режиссер вышел из кабинета. Отметил пропуск.

На улице лил дождь.

«Октябрь уж наступил, уж крыша протекает…» – грустно прошептал он.

– Дирк фон Зандов, – сказал старик. – Я заказал номер.

Девушка посмотрела на него очень внимательно. Узнала? Нет, это невозможно. Ей лет двадцать пять, а он последний раз снимался тридцать лет назад. Вот здесь. В отеле «Зоммерберг». Для съемок закупили весь отель, на три недели.

Фильм назывался «Последний раз». О том, как умирающий старик-миллиардер снял целый отель и пригласил туда своих родных, знакомых, деловых партнеров, бывших жен и друзей детства. Врачей, слуг, тренера по теннису, а также любимых актеров и музыкантов.

Созвездие было потрясающее. В роли Лиз Тейлор – Лиз Тейлор. В роли Иегуди Менухина – Иегуди Менухин.

Он играл главную роль, ему было сорок восемь, его гримировали под глубокого старика. Восемь «Оскаров» и Золотая пальмовая ветвь. Сейчас этот фильм – для гурманов-киноманов. Сейчас ему самому почти восемьдесят.

Девушка на него так пристально смотрела, потому что на нем был слишком старый костюм. Дорогой, да. Дорогой костюм всегда остается дорогим. Но уж очень старый. А «Зоммерберг» – очень дорогой отель. Хотя тоже старинный. Конца XIX века. Бережно сохраняемый в прежнем виде – с резными панелями и мраморными каминами.

Он приехал только на сутки. На большее не было денег.

– Двести восьмой, – сказала девушка, подавая ему ключ.

Из окна был виден залив. У воды был парк. Он вспомнил, как там стояли юпитеры и бегали осветители и гримеры. Сейчас не было никого, только смуглый уборщик граблями разравнивал гравий: был слышен звонко-шаркающий звук.