Первая — это когда он, откликнувшись на просьбу «милой, очень милой, обаятельной такой девушки», сел за руль ее заглохшего BMW.

Она подошла к нему на улице, «милая такая, славная», и срывающимся голосом спросила:

— Простите, а вы умеете водить автомобиль?

— Да, — ответил он.

— А вы не могли бы меня выручить из беды? У меня сломалась машина, а вон тот молодой человек на «жигулях» великодушно согласился отбуксировать ее ко мне в Болшево. А я на буксире ездить боюсь.

И огромная прозрачная слеза скатилась по ее свежей морозной щечке.

— Я вам дам деньги на такси, чтобы вы могли доехать обратно… Я вас отблагодарю.

— Конечно, я вас выручу, — сказал благородный Андрюша.

Он подошел к указанной ему машине с аварийными сигналами, убедился, что ключ в зажигании, буксир уже прицеплен, и сел за руль. Девушка уселась рядом с водителем «жигулей», и они медленно тронулись. Однако только они пересекли МКАД, как их тормознули у поста ГИБДД и потребовали у Витте предъявить документы. Он показал права и кивнул на девушку.

— Что вы, я ничего не знаю! — рассмеялась она беспечно. — Нас с Вадиком этот тип попросил отбуксировать его сломанную тачку, и мы согласились ему помочь. Мы же не знали, что он пустой.

— Мы не знали, что у него нет документов на машину, — подтвердил Вадик.

И моего друга забрали как афериста и угонщика новенького BMW. С огромными трудами, снова наняв адвоката Баксова, ему кое-как удалось это дело замять, но авантюра была налицо. Владельцу BMW — этакому дюдику в очках — залили на заправке бензин с водой. Не успел он отъехать, как машину затрясло, а вскоре она и вовсе заглохла. Тут к нему на помощь явился «мастер», который взялся привести машину в порядок тут же, на месте. Открыл капот, завел, стал заглядывать в бачки с антифризом и жидкостью для стекла… На беду, хозяину от волнения очень захотелось в туалет, и прежде чем начать вызывать эвакуатор, он зашел в близлежащее кафе, где и был заперт в общественном туалете неизвестным лицом. За это время, пока он рвался наружу и звал на помощь, к его машине был прикреплен буксир, и девушка с симпатичным грустным лицом в срочном порядке безошибочно выхватила из толпы подходящего лоха, владеющего навыками вождения.

Таковым и оказался Андрюша. История эта длилась около полугода, стоила еще двух немецких гравюр и принесла ему множество скорбей и разочарований. Он так и говорил:

— После этого я окончательно разочаровался в женщинах.

Этот инцидент, однако, кое-чему его научил и, если не избавил от дальнейших злостраданий, по крайней мере, их сильно облегчил.

Потому что когда в следующий раз к нему в аэропорту Женевы подошла «очень милая, интеллигентная молодая женщина, со статью» и попросила его взять в Москву «лекарство для любимого больного дедушки», он вежливо ей отказал. Тогда эта «прелестная, обворожительная, хотя и скромная особа, от которой исходила аура достоинства», переметнулась на какого-то его попутчика и «очень изящно» повторила ему свою просьбу. Тот согласился. Она передала ему пузырек с «микстурой» и пакетик с «целебными порошками — вытяжкой из плавников акул».

После этого несчастного попутчика задержали на швейцарской таможне как перевозчика наркотиков, а когда милейший Витте за него вступился, пытаясь на старо-французском подтвердить, что лекарства были для дедушки прелестной девушки, задержали и его как сообщника, да еще за этот старо-французский чуть не упекли в сумасшедший дом.

А старо-французскому его учил старичок Растопчин, проведший двадцать лет в сталинских лагерях и чудом уцелевший, которому Андрюшина мама дала подзаработать уроками. И вот он научил Андрюшу тому, в чем сам был силен, поскольку был специалистом в этой области: старо-французскому.

Если переводить в наш языковой ключ, получалось, что Андрюша выражался, объясняясь с швейцарскими таможенниками и полицейскими примерно так, как некогда старик Хоттабыч разговаривал с мальчиком Волькой: «Реку вам: дщерь некая, юница суща, искуси и умоли сего мужа для праотца сии брения поять, абы тот врачевства сподобился зельна». Вот так витийствовал Витте на швейцарской границе!

Однако выпустили же его в конце концов! Всего-то две немецких гравюры! Адвокат Баксов был просто в восторге от Швейцарии! Он ведь никогда там не был раньше. И вот — правда восторжествовала.

После этого Андрюша поехал к старцу Игнатию в Свято-Троицкий монастырь и рассказал ему о своих подозрениях относительно своей родственницы-теософки госпожи Блавацкой, которая «что-то сильно мудрит». Но старец успокоил его:

— Выкини это из головы. Во-первых, она вообще тебе седьмая вода на киселе, а во-вторых, даже если б она была жива, ее чары над тобой, если ты верный христианин, не имеют власти. Так что забудь о ней. И запомни духовное правило: в диалог со злом не вступай. Дай возможность Господу победить его.

Вернувшись из монастыря, Андрюша стал держать себя тише воды и ниже травы. Невесту себе больше не искал. Если ловил на себе заинтересованный женский взгляд, старался уклоняться. И вообще было такое впечатление, что совет старца о диалоге со злом он полностью перенес на свои отношения с женским полом.

Меж тем он вступил в монархическое общество. Дискутировал там с кем-то, потому что вовсе не был сторонником воцарения потомков Кирилла Владимировича, а был за кого-то другого. Конфликтовал с новоиспеченным дворянским собранием, потому что, придя как-то раз на отпевание очередного члена, он был поражен нечестием нового дворянства: пока батюшка служил, никто не крестился, и тот даже вынужден был сделать им замечание:

— Как же так! Вы же — дворянское собрание, цвет нации, ее подлинная элита, а в храме вести себя не умеете — вы будто бы стыдитесь осенить себя крестным знамением! Вот поэтому-то и победили большевики, что вы, дворяне, разучились Богу молиться!

— Эти все «новые дворяне» — попросту ряженые, — признался мне по секрету Витте. — Во-первых, они уже так перемешались с другими сословиями за время совдепии, что благородная кровь в них изрядно разбавлена. А во-вторых, низкое всегда одолевает все более высокое и утонченное — ген плебса побеждает старую добрую кровь.

На этой волне он даже вошел в редколлегию нового монархического журнала, который ратовал не за какое-то лицо, а за саму идею богоизбранности монарха. Главный редактор по фамилии Боксер, которую он, правда, просил произносить с ударением на первом слоге (как некогда одна из Андрюшиных пассий), отнесся к сотрудничеству Витте с таким энтузиазмом, что даже пообещал напечатать не только его статьи (это уж разумеется), но и его стихи.

— Если, конечно, журнал не сгинет в силу экономических обстоятельств, — печально добавил Боксер. — Сами понимаете — рынок. В гробу они видели на рынке самодержца Всея Руси! Нет, деньги на сам журнал у нас есть, по крайней мере на первый номер — точно. А вот из помещения, где располагается редакция, нас выгоняют. А ведь это место для собирания здоровых сил так нужно! Нам бы сейчас хотя бы две-три каких-нибудь комнатки на пару месяцев — перекантоваться. А там мы первый номер выпустим, раскрутимся — спонсоры сами налетят, сможем хороший офис снять и второй номер одолеть.