Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось, Юль?
– Николай Дмитриевич топить пришел, – ответила она уклончиво.
– И что? Зачем меня будить-то было?
– Глаша, вставай и одевайся, – строго сказала Юлька. – Будем чай вместе пить. И еще поговорить нам надо.
– О чем? – Аглая сладко зевнула, но послушно откинула одеяло. – Пропусти меня, пожалуйста.
– Глаша, ты сегодня утром выходила из дома?
В глазах девушки мелькнул какой-то непонятный огонек.
– Выходила, – пробормотала она пристыженно. – За зеркалом.
– За чем?
– Мы вчера в беседке зеркало оставили, налив на него воды, чтобы с утра рисунок морозный разглядеть. Это же до рассвета, по поверью, сделать надо, вот я проснулась и выскочила на улицу, чтобы зеркало забрать. А его вчера петух клюнул, оно разбилось, и ничего я в нем не увидела.
Так вот почему угги девушки были припорошены остатками снега.
– А во сколько это было?
– Да в четверть седьмого. Юль, что случилось-то?
Скрипнула дверь, видимо, Николай Дмитриевич вернулся из беседки.
– Вставай, одевайся и приходи на кухню, – скомандовала Юлька, поднимаясь с дивана.
На кухне стаскивал с себя тулуп мрачный сосед.
– Что там? – спросила Юлька, чувствуя, что сердце бьется быстро-быстро.
– Весь стол и пол кровищей залит, – тихо ответил сосед. – Голову петуху там отрубали. Но тушки нигде нет и топора тоже. Видимо, с собой унесли, вам только голову оставили.
– Но зачем?
Николай Дмитриевич пожал плечами.
– Понятия не имею. Скорее всего, попугать хотели. Нет у этой головы больше никакого смысла.
Дверь снова отворилась, и на пороге появилась Вера. В руках она держала уже ставшую привычной накрытую полотенцем тарелку.
– Сегодня сырники, – оповестила она негромко, понимая, что Женька может еще спать. – Доброе утро, Николай Дмитриевич.
– Не очень-то оно доброе, – мрачно ответила Юлька.
– Вот, она сегодня странная, – пожаловалась входящая в кухню Глаша, успевшая натянуть теплый спортивный костюм поверх своей пижамы. – Вера, твоя подруга, меня разбудила, а что случилось, не говорит.
Вера поставила тарелку с сырниками на стол, отодвинула стул, стащила пуховик, пристроила его на спинке и села, глядя на Юльку внимательно и строго. Вздохнув, она рассказала про петушиную голову и кровь в беседке, а Николай Дмитриевич, крякнув, достал из кармана вещественное доказательство, которое успел завернуть в прихваченный в сенях пакет. Вера длинно присвистнула.
– Бедный Елизар!
– Что-то происходит, – медленно сказала Юлька. – Нехорошее.
– С ума сходить пока рано, – деловито сообщила Вера. – Даже самые странные события, как правило, имеют очень простое объяснение. Я, пожалуй, до Натальи Тимофеевны дойду. Может, это и не Елизар вовсе.
Однако убитый петух оказался именно Елизаром. Пропажу птицы пожилая женщина обнаружила, когда пришла задавать своим курам корм, и как раз собиралась дойти до молодых соседок, чтобы убедиться: они опять не затеялись ли с гаданием, прихватив петуха без спроса. Можно подумать, они бы могли так поступить!
Над убитым петухом Наталья Тимофеевна убивалась до слез. Вместе с Верой она пришла в Юлькин дом, упала грудью на залитый кровью стол в беседке и завыла в голос. Проснувшаяся к тому времени Женька испугалась и заплакала, хотя и была не на улице, а в доме. Вызванный Николаем Дмитриевичем Василий Васильевич крякнул недовольно:
– Да не голоси ты, Наталья! Всю округу напугаешь. Не человек же, чтобы так убиваться.
– Не все такие, как ты, – женщина повернула к нему залитое слезами лицо. – Это у тебя смолоду ни одной эмоции не было. Ты ни по скотине, ни по человеку убиваться никогда бы не стал. Чурбан проклятый!
Василий Васильевич сорвал с головы шапку, махнул рукой, что, видимо, выражало высшую степень досады, и пошел в дом.
– Наталья Тимофеевна, пойдемте внутрь, холодно, – мрачно сказала Вера. – Слезами горю правда не поможешь. Елизара вашего, конечно, жалко, но что ж поделать, если кто-то такой злой розыгрыш придумал. А петуха мы вам нового купим. Вы скажите, где они продаются, я позвоню на работу, водитель съездит, купит и привезет. Хотите одного, хотите двух.
– Богатая, что ли? – Наталья Тимофеевна вытерла лицо рукавицей и полоснула Веру взглядом, неожиданно тяжелым. – Так я ведь не откажусь. Мне в хозяйстве без петуха никак. И два, конечно, лучше, чем один. На случай таких вот шуток. Я тебе потом бумажку с адресом принесу, ежели не передумаешь.
– Не передумаю, – твердо сказала Вера.
– Ты вот что, девка, – голос Натальи Тимофеевны зазвучал деловито, – подруге-то своей скажи, чтобы голову Елизара не выкидывала. А то с вас, городских, станется.
– Вы что же, нам ее сварить предлагаете? – слабо улыбнулась Вера.
– Тьфу на тебя, на дуру молодую! – рассердилась соседка. – Все вам хиханьки да хаханьки, а тут дело серьезное. Если у вас во дворе кто петуха зарезал да голову на порог подбросил, то ее обязательно сжечь надобно. Иначе несчастный случай произойдет либо с хозяевами дома, либо с их родными.
– Да что вы каркаете, – рассердилась вдруг Вера. – Мы сами разберемся.
Примерно через час все успокоилось. Голову Елизара пообещал сжечь Василий Васильевич, хоть и ругался сквозь зубы над глупыми бабьими предрассудками. В беседке прибрали, вынеся кровавый снег подальше в поле. Соседи разошлись по домам. Юлька, спровадив Аглаю в дом к Вере и попросив присмотреть за Женей, перемыла полы в доме, ополоснула чашки после утреннего чаепития, собрала миски, в которых приносила от Светланы Капитоновны пироги, оставшиеся после праздника. На обед ее ждали в Верином доме, и по дороге она решила заскочить к соседям, отдать пустую тару.
Во дворе у Василия Васильевича и его жены путающаяся под ногами Жужа внезапно взяла след и рванула куда-то в сторону, проваливаясь в высокий сугроб и подпрыгивая над ним, смешно размахивая ушами, словно была не собакой, а бабочкой.
– Куда тебя понесло? – Юлька вздохнула, потому что уши были слабым местом ее собаки. Снег попадет, обязательно воспаление начнется, придется капли капать.
Собака, уже выныривала из сугроба, снова таща в зубах какую-то находку. Да что ж такое сегодня с этим не вовремя проснувшимся охотничьим инстинктом! Выскочив на дорожку, Жужа положила к ногам хозяйки свою добычу. Это оказалось яркое коричнево-белое перо. Петушиное.
Юлька снова похолодела. На крыльцо вышел Василий Васильевич, видимо, увидевший гостью в окно.
– Юленька, ты чего застыла?
– Я миски принесла, – пробормотала она, не отводя глаз от пера. – Из-под пирогов.
– Так заходи.