Район Северного моря между Шотландией и Норвегией вообще не лучшее место для прогулок. А в декабре этот участок мирового пространства мог бы поспорить и со знаменитым Бермудским треугольником. Самолет начало трясти сразу, как пролетели над городом Ставангер на западной оконечности Норвегии и взяли курс над Северным морем в направлении острова Норт-Руне.

Трясло часа полтора так, что, казалось, прочный корпус, собранный дисциплинированными японскими рабочими, даст трещину, а мотор, который делали не менее старательные рабочие в Южной Корее, скоро рассыплется от перенапряжения.

Девять из десяти человек, оказавшись в такой ситуации, если бы не умирали от страха, вцепившись в подлокотники кресел, то, во всяком случае, потеряли бы на эти три часа аппетит, сон и желание радоваться жизни.

Нельзя сказать, что чудовищная тряска нравилась пассажирам комфортабельного лайнера, летевшего сквозь пургу. Но они чинно сидели за накрытым на двоих столом и, без особых душевных переживаний нарушая пост, с аппетитом закусывали.

Корабль мотало то вверх, то вниз, он то начинал дрожать мелкой заячьей дрожью, то, как лебедь, собравшийся покончить жизнь самоубийством, бросался вниз, к сизой поверхности Северного моря.

– Как считаешь, если бы на корабле плыть, было бы уютнее?

– Не уверен.

– А безопаснее?

– Да это, Станислав Андреич, вообще самый вредный участок во всем мировом океане. Тут хоть на ледоколе, хоть на яхте – будет мотать и трясти до невозможности. Я, когда в молодости плавал на СРТ, – мы в Атлантику из Мурманска ходили, – этот северный отрезок Северного моря старались обойти еще севернее. Коряво выразился, но мысль понятна. Лучше рискнуть и попасть под обледенение, когда корабль может от тяжести намерзшего льда в любую минуту потерять равновесие и перевернуться, чем рисковать заходить в этот треугольник. Аномальный он, как сейчас принято говорить.

– Это и хорошо.

– Не понял?

– Был такой великий ученый, Ваня, – Мишель Нострадамус.

– Литовец, судя по фамилии.

– Не важно. Так вот, он предсказал, что в подобных аномальных участках земли и моря человека ждут такие чудеса, что и не предсказать.

– И хорошо. Я сам моряк, так вам прямо скажу: чем на море меньше чудес, тем больше надежды вернуться в порт приписки. Ну и мотает…

– Шторм, что ли?

– А тут всегда шторм. И течения непонятные, то вправо, то влево, то завихряются. До сих пор ученые не решили: если произойдет экологическая катастрофа или, скажем, террористы взорвут скважину на острове Норт-Руне, куда течения унесут прорвавшуюся нефть – к Шотландии или к берегам Норвегии. Юридически остров принадлежит Шотландии, но если там чего не усмотреть, то у Норвегии будут большие неприятности. Так что наша миссия не вызывет ни у кого излишнего любопытства: я лечу на остров как член экологической комиссии Совета Европы.

– То-то я гляжу, все нам помогают: англичане визы без звука, норвежцы разрешили посадить самолет на их аэродроме и дали добро на вылет.

– А все почему? Шотландцы там ведут разработку нефтяного месторождения в шельфе, в природных условиях, несовместимых с жизнью. Нефть опять дорожает, из-за жадности готовы всю бригаду там утопить в этой декабрьской непогоде.

– А норвежцам какая корысть? Тоже есть что скрывать?

– А они добываемую шотландцами нефть, минуя утвержденные международные квоты, вывозят с Норт-Руне в Хеугесунн.

– Там хоть гостиница есть, на этом острове?

– Кроме территории, занятой нефтяной компанией «Макгрегор-ойл», там есть домик, построенный бригадой, ведущей разработку рубиновой шахты. И двухэтажный дом, где на втором этаже – комната констебля, комната почта-телеграф и две гостевые – это и есть гостиница.

– Так может, в самолете и переночуем?

– Самое простое решение не всегда самое лучшее. Второй этаж этого самого большого на острове дома нас мало интересует. А вот первый…

– Что нас ждет там интересного?

– Паб. Причем никаких ограничений, – ни по крепости подаваемых напитков, ни по курению. Просто настоящий салун времен покорения Дикого Запада в Америке. Пьянство, тоска, песни, воздух – хоть топор вешай.

– А женщины?

– Есть две. Их привезли отчаянные парни из бригады нефтяников, позаимствовали их в одном третьеразрядном борделе в Эдинбурге. Как и сами нефтяники, барышни работают вахтовым методом. Раз в месяц прилетает самолет из Эдинбурга, привозит еду и выпивку, новую бригаду, а старую – увозит.

– А на рубиновом прииске – тоже вахтовый метод?

– Нет, там одна и та же бригада работает уже три месяца. Сильно устали…

– Еще бы. Интересно, Станислав Андреевич, и откуда вы все знаете?

– Если к интуиции добавить еще немного денег… Очень много можно сделать.

За разговором долетели, однако, живыми. Самолет в последний раз нервно нырнул, вздрогнул всем корпусом, и жестко врезался колесами шасси в покрытые металлическими решетками бетонные блоки посадочной полосы.

…Через час Чижевский с телохранителем уже пили черное пиво в пабе острова Норт-Руне, заедая его копченой тресковой икрой и жирными ломтями свежесоленого палтуса.

В пабе в тот час, когда они заняли свои места за шестиместным, грубой работы деревянным столом, никого не было. Но через 10—15 минут в накуренный зал вошли шестеро человек с хмурыми физиономиями.

– Бригада с рубинового прииска, – прошептал бармен. – Поосторожнее с ними…

Лондонское поместье сэра Осинского представляло собой старинный рыцарский замок XVI века. Можно сказать, не замок был построен в центре города, а Лондон строился вокруг замка. Многочисленные перестройки, архитектурные вмешательства последующих веков неузнаваемо преобразили рыцарский замок, некогда принадлежавший роду лорда Линдфорса. Сэр Оливер Линдфорс, продавший замок в силу крайней финансовой надобности, был пятнадцатым в роду герцогом. Заплатив огромные деньги старому аристократу, потомок ярославского полового на какое-то время всерьез поверил в то, что все эти поколения лордов стоят за его жирной спиной.

Подобное разочарование ждало в 90-е годы многих российских нуворишей. Им казалось, что если пошить фраки и смокинги у хороших портных, те и сидеть будут на их мешковатых фигурах элегантно… Но оказалось, что смокинг еще и носить нужно уметь.

С замками еще хуже.

Повсюду в роскошных рамах висят портреты предков. Но это не твои предки. И сколько ни старайся выжать из себя слезу умиления, глядя на чужие чопорные физиономии, благодарных родственных чувств они не вызывали.

Можно было бы сформировать в душе ощущение счастья и праздника в связи с тем, что на стенах висят подлинники или прекрасные копии с работ таких выдающихся мастеров живописи Объединенного Королевства, как Джошуа Рейнольдс, Томас Гейнсборо, Аллан Рэмзи, Генри Реберн, Дэвид Уилки… Но перечисленные мастера не были близки сердцу Осинского. В этом холодном и дождливом Лондоне ему не хватало живописи и дружбы гениальных русских художников Шилова и Никаса Сафронова. Подаренные ими работы, в том числе портреты самого Осинского, увы, остались в московской квартире в результате поспешного бегства…