я неправильный подобрала, но первый, пришедший на ум. Сергей другой, его мотивы всегда понятны, но способы достижения цели… Напролом, любыми средствами, не заботясь о чужих чувствах.

– Лолка! – позвал меня дядя Коля, и я посмотрела наконец-то на соседа. – Иди там марафет наведи, надень что-нибудь красивое. Ты не представляешь, на какие ухищрения Машка шла, когда на третьем свидании весь ее гардероб иссяк. А уж про косметику что говорить, – усмехнулся он, хлопнув себя по коленям. – Я думал, что у нее губы такие сладкие, а она их свеклой натерла, представляешь?

Я улыбнулась в ответ и, помыв чашки, пошла в комнату. Не считала предстоящую встречу свиданием, поэтому только чуть мазнула тушью по глазам, пожалев, что сняла макияж после прихода домой, нанесла тонкий слой тонального крема и прошлась по губам едва заметной помадой. Насчет одежды тоже не стала переживать – достала из шкафа первую попавшуюся футболку и натянула джинсы.

Еще пятнадцать минут, и нервозность начинает зашкаливать. Я ходила по комнате из угла в угол, постоянно бросая взгляд на время, и жалела, что никотиновая заначка закончилась. Обычно же на свидание надо опаздывать? Ну, это явно не про меня.

Через пятьдесят восемь минут после звонка Григория Александровича я вышла из подъезда и увидела знакомую машину. Нервозность по шкале от одного до десяти достигла одиннадцати баллов. Я остановилась на тротуаре и, признаться, снова захотела сбежать.

Раз, два, три… Вперед, Лола.

Можно же все решить, не убегая. Я не хочу стать тем феноменом «лишнего человека», так хорошо описанного в русской литературе. Скорее, в этом пока еще не любовном треугольнике именно Сергей тот самый «лишний человек», как Онегин, как Печорин.

Черт возьми! О чем я вообще думаю? Провожу какие-то дурацкие аналогии, хотя время и люди уже стали другими.

Григорий Александрович, пока я, витая где-то в облаках, топталась на месте, смотрел на меня через открытое окно, но не торопил. За это ему тоже отдельная благодарность, иначе я бы точно сбежала.

А еще мне было жутко неудобно за сегодняшнюю ситуацию в школе, как будто я во всем виновата. А что, собственно, случилось? Вроде ничего нестандартного. Надо просто вести себя как обычно.

Я обошла машину и села внутрь, тут же улыбнувшись и посмотрев на Григория Александровича. Наверное, улыбка получилась еще та, потому что он ободряюще сжал мою руку на секунду, а потом завел автомобиль и тронулся с места.

– Куда мы едем? – спросила я.

– Выпьем кофе.

– Хорошо.

Я почему-то думала, что мы привычно посидим в машине со стаканчиками или в кафе, но удивилась, когда мы проехали кофейню и вскоре свернули во двор дома.

– Ты же не собираешься снова пригласить меня к себе?

– А почему нет?

– А потому, что прошлый раз тебя должен был хоть чему-то научить.

– Не переживай, – чересчур спокойно сказал Григорий Александрович. – Герман остался у моей матери.

– Вот именно! – возразила я. – Тогда вроде бы тоже оставался, но мальчик он взрослый, до дома добраться сам может, а снова попадать в неловкую ситуацию я не хочу.

– Не попадешь.

Григорий Александрович сегодня немногословен. И кажется, настроение у него на нуле. Может, наш поход на кофе стоит отложить до лучших времен?

– Все-таки это не лучший вариант, – покачала я головой.

– Лола, ты преувеличиваешь масштаб проблемы, если проблема вообще имеет место.

Я, все еще сомневаясь, что поступаю правильно, вышла из машины и вместе с Григорием Александровичем направилась к подъезду. И, конечно, именно сегодня и надо было меня добить всем соседям, которые то и дело встречались на пути: возле подъезда, в подъезде. Они здоровались с Григорием Александровичем и сразу же переводили взгляд на меня. Смотрели сразу удивленно, потом оценивающе, и от этого становилось неуютно.

Еще и в квартире мы оказались не одни. Он издевается, что ли, надо мной? Я и так вся на нервах, а тут еще в коридор, едва за нами закрылась дверь, вышла женщина и, игнорируя мое присутствие, сказала:

– Ой, Григорий Александрович, я еще не все сделала.

– Вы можете быть свободны, Елизавета Сергеевна.

– Но… – попыталась она возразить.

– Все завтра.

– Хорошо.

Собиралась неведомая мне Елизавета Сергеевна быстро. Пока я снимала куртку и разувалась, она надела кроссовки, схватила с вешалки верхнюю одежду и скрылась за дверью.

И только мы остались одни, как Григорий Александрович притянул меня за локоть к себе и поцеловал…

ГЛАВА 21

Это было неожиданно. Я на секунду растерялась, кажется, даже ойкнула, перед тем как почувствовала его губы на своих. Целовал меня Григорий Александрович так, что выбивало воздух из легких, а губы начали болеть через пару секунд.

У меня едва ли не подкосились ноги от напористой волны, исходившей от мужчины, который с каждой секундой все сильнее сжимал меня в объятиях. Хотелось расслабиться и отдаться чувствам, но голос разума еще уснул. Он настойчиво стучал по моей несчастной черепушке изнутри и кричал: «Не то место, не то время…» Хорошо, хоть не додумался вякнуть: «Не тот мужчина».

Я должна остановиться, потому что Григорий Александрович, кажется, не собирается. Уперев руки ему в плечи, дала понять, что хватит.

– В чем дело? – услышала я вопрос, пока старалась отдышаться.

Вот это вестибулярный аппарат у человека. Тут не то чтобы разговаривать тяжело, даже дыхание выровнять не могу.

– Все… нормально…

– Не похоже, – заключил Григорий Александрович, задумчиво потерев подбородок.

– Мы у тебя дома. В любую минуту может открыться дверь – и сюда войдет Герман. Даже если мы просто будем пить кофе, мое присутствие придется как-то объяснять, а если окажемся застуканными в более… пикантный, – нашла подходящее слово, – момент, то уже не выкрутимся точно.

– А дело именно в этом? – недоверчиво спросил Григорий Александрович. – Или, может, причина в другом?

Я сразу не поняла. Наверное, с очень глупым видом часто заморгала, приоткрыв рот. А потом дошло. Как говорит моя мама: «Как до утки на седьмые сутки». Стало до жути обидно, и я, чувствуя, что голос начинает срываться, сказала:

– Наверное, мне лучше уйти.

– Лола, не надо… Извини.

Григорий Александрович понял, что перегнул. Но следом за обидой пришло другое чувство. И оно было приятным. Я даже улыбнулась, поняв, что он ревнует. Глупо, но…

– Так что там насчет кофе? – спросила я.

– Идем.

Мы устроились на кухне. Пока Григорий Александрович колдовал над чашками, я молча наблюдала за ним. И когда успела влюбиться? Пора бы уже признаться самой себе и осознать сей факт. Только страшно бросаться в омут с головой.

Мне