Все произошло настолько стремительно, что Люк еле успел как следует вздохнуть: «Роттердам» начал быстро погружаться в морскую пучину. Крышка люка всплыла и начала вращаться в гигантском водовороте, возникшем над местом гибели парохода. Все быстрее и быстрее, все глубже и глубже, все меньше и меньше воздуха. На Люка вдруг снизошли спокойствие и безмятежность. Страх куда-то исчез, а душа исполнилась покорности перед судьбой и смирения.

– Отче наш… да святится имя Твое… – начал молиться юноша.

Воды океана сомкнулись над головой Люка, и он весь ушел в молитву, каждое слово Божье вдруг стало для него бесценным. В голове мелькнула мысль, что еще немного, и его запросто сорвет с этой доски неимоверной силой водоворота. Но время шло, а он, как и прежде, намертво держался за ручки. Казалось, началась и закончилась вечность, и когда его легкие были уже готовы взорваться от жгучей боли удушья, «Роттердам» отпустил их, канув в океанскую бездну. Освободившаяся крышка вынырнула на поверхность.

– Благодарю Тебя, Господи, за милосердие Твое, – прошептал Люк и осмелился наконец открыть глаза.

К его изумлению, шторм слабел буквально на глазах, и в призрачном предутреннем свете он разглядел на другом конце крышки ободряюще улыбавшегося ему Джона.

– Боги взыскали дань и решили, что еще двое смертных на этот раз будут лишними. Видишь, они отзывают своих гончих – ветер и волны, и даруют нам звезду, дабы мы не теряли надежды.

Люк запрокинул голову. Действительно, в разрыве туч дружелюбно сияла яркая звездочка.

– Теперь я доподлинно знаю, что имеется в виду под телом небесным! – благоговейно произнес он.

Над унявшимся океаном разгорался рассвет, и солнце сверкающим оранжевым шаром неторопливо поднималось в чистое, без единого облачка бездонно-голубое небо. «Как глаза Андрии!» – подумал Люк.

– Как ты думаешь, мы далеко от берега? – спросил Джон.

– Не знаю. Накануне вечером капитан Болл говорил, что до Сандвичевых островов осталось примерно четыреста миль. Похоже, нас сносит к востоку.

– Болл, – задумчиво проговорил Джон. – Думаешь, кто-нибудь еще спасся?

– Навряд ли, хотя мы-то спаслись. Поэтому кто-то еще мог сделать то же самое.

С болью в сердце и горьким сожалением Люк подумал о Хильде Болл. За что, Господи? Такая молодая, ей бы жить да жить. Он горячо пожелал себе оставаться хорошим мормоном и укрепиться в вере в бессмертие души человеческой.

В первый день время тянулось неимоверно медленно, а в последующие дни, казалось, вообще остановилось. Кругом был океан, ничего, кроме океана. Но хуже всего были нескончаемые ночи. Джон и Люк давно уже погибли бы от жажды, если бы не несколько благословенных дождей, шедших на рассвете три дня подряд. В одном из углов крышки от люка был выдолблен довольно глубокий желоб длиной в целый ярд. Он-то и послужил им маленьким спасительным колодцем, в котором умещались целые две кварты дождевой воды.

Но главная опасность исходила от беспощадного и недосягаемого врага – тропического солнца, хотя им обоим было не привыкать жариться на солнце, а задубевшая от загара кожа была привычна к солнечным лучам.

– Мои мозги сейчас изжарятся! – простонал Люк, когда пошел четвертый день дрейфа, и на их необычный плот с раннего утра вновь обрушился солнечный жар.

– Слушай, есть идея, – сказал Джон. – Давай снимем штаны и намотаем на головы, как тюрбаны.

Поначалу это принесло заметное облегчение их раскалывающимся от боли головам, но к полудню ноги, непривычные к солнцу, покраснели и покрылись волдырями.

На следующий день они решили оставить головы непокрытыми и вернули штаны на их законное место. К середине дня у Люка начались галлюцинации.

– Джон, посмотри! Вон там, видишь? Она жива!

Люк ясно видел Андрию. Девушка легко шла по воде и призывно протягивала ему навстречу руки.

– Я нашел Андрию! Мне надо к ней!

Он уже собрался шагнуть через край плота, но Джон успел перехватить его и, швырнув на доски, уселся на друга верхом. Люк отчаянно забился, стараясь высвободиться, но постепенно силы оставили его, и он погрузился в беспамятство.

Джон тоже впал в забытье и с трудом разлепил распухшие веки, потому что до его ушей донесся голос, который звал его на чистом английском языке.

– Теперь и я сошел с ума, – прошептал китаец и с трудом сел.

То, что он увидел, только подтвердило, что он тронулся рассудком. К их самодельному плоту приближалось самое странное сооружение из всех, какие ему доводилось когда-либо видеть. Две наглухо закрытые и сильно смахивающие на каноэ лодки были соединены длинными деревянными шестами, накрепко привязанными толстыми пеньковыми веревками. В каждой лодке сидели по четыре гребца, а на носу горделиво красовался единственный парус. Джону показалось, что все гребцы были красавцами, как на подбор. Высокорослые, стройные, широкоплечие парни с горделивой осанкой. Единственной их одеждой были пестрые, свободного покроя штаны. Большинство этих мускулистых и дочерна загорелых парней были явно похожи на полинезийцев.

– Эй, на плоту! – крикнул, встав во весь свой недюжинный рост, один из мужчин. Голова его была перетянута малиновой повязкой. – Откуда путь держите?

Джон сморгнул и яростно затряс головой – в надежде, что бредовое видение исчезнет.

Мужчина расплылся в улыбке, открыв ровный ряд удивительно белых зубов:

– Вы не говорите по-английски?

И тут же что-то спросил по-французски.

Наконец Джон обрел голос:

– Мы пассажиры голландского пассажирского судна «Роттердам». Попали в ужасный шторм, и нас протаранил какой-то корабль. Это случилось, наверное, дней пять назад, плохо помню… – И он коротко рассказал, что с ними приключилось после того, как они покинули Макао.

– А куда вы плыли?

– В Оаху, на Сандвичевы острова.

Все дружно засмеялись, а говоривший пояснил:

– Друг, вы не сбились с курса, потому что мы находимся в пятидесяти милях от Оаху. – Он показал рукой: – Это вон там. Перебирайтесь к нам, и мы вас туда отвезем. Правда, наш дом на острове Мауи, но чего не сделаешь ради друзей!

Эти веселые, беззаботные парни сразу пришлись по душе Джону. Когда их катамаран пришвартовался к плоту, он протянул руку через планширь:

– Мы с моим другом рады встрече с вами! Не представляете, как рады. Меня зовут Джон Йе, а его Люк Каллаган, он мормонский миссионер.

– Миссионер? – настороженно переспросил мужчина, и гавайцы, как один, охнули. – Похоже, они не прочь оставить вас здесь, – насмешливо сообщил он Джону и тут же, добродушно улыбаясь, пояснил: – Вот чего хватает на островах, так это миссионеров. У нашего народа есть старинная присказка: «Когда первые миссионеры приехали на Гавайи, у каждого из них была Библия, а у каждого из нас была земля. Сейчас у каждого из них есть земля, а у каждого из нас есть Библия».