Дженнифер отвела мне на чтение два часа. Этого времени хватило, чтобы прочитать письма и наполнить голову вопросами. Я узнала о существовании иного пути. Третьего пути.

Дженнифер не стала нас провожать. Меня и Элен повели через заднюю дверь прямо на конюшенный двор, где уже дожидалась карета. Миллз втолкнул нас внутрь, и мы молча уехали.

Карета тряслась и гремела. Лошади фыркали, их упряжь лязгала и дребезжала. Мы ехали по лондонским улицам, держа путь в Мейфэр. У меня на коленях лежала шкатулка с письмами Хэйтема и кулоном. Я крепко держала шкатулку, зная, что эти письма послужат ключом к будущим мечтам о мире. Я чувствовала себя в долгу перед Дженнифер. Пусть не сомневается: письма попали в нужные руки.

Элен сидела рядом со мной и за всю дорогу не проронила ни слова. Я погладила ее по руке, пытаясь ободрить.

– Прости, что втянула тебя во все это.

– Вы никуда меня не втягивали, мадемуазель. Или вы забыли, как отговаривали меня от поездки в тот дом?

– Наверное, ты жалеешь, что не вняла моим уговорам, – невесело усмехнулась я.

Она смотрела в окошко на проплывающие мимо лондонские улицы.

– Нет, мадемуазель. Я ни капельки не жалею. Нынешняя моя судьба, какой бы она ни была, лучше той, что готовили мне негодяи в Кале. Вы спасли меня от них.

– В любом случае, Элен, ты сполна выплатила мне долг. Когда вернемся во Францию, тебе нужно будет решить, как жить дальше. Ты свободная женщина.

Легкая улыбка тронула ее губы.

– Вот там и посмотрим, мадемуазель, – сказала она. – Подождем до Франции.

Мы добрались до Мейфэра. Карета уже катилась через окаймленную деревьями площадь, когда я заметила странное оживление возле дома Кэрроллов, до которого оставалось не больше пятидесяти метров.

Я забарабанила в потолок, веля остановиться. Лошади недовольно били копытами. Я открыла дверцу, встала на подножку и, прикрыв рукой глаза, стала всматриваться. Рядом с домом стояли две кареты. Вокруг них сновали слуги Кэрроллов. Мистер Кэрролл стоял на ступеньках крыльца, натягивая перчатки. Мистер Уэзеролл спускался вниз и на ходу застегивал камзол. У его пояса висел меч.

Зрелище показалось мне интересным. Мистер Кэрролл и его слуги тоже были вооружены.

– Подождите здесь, – велела я кучеру, после чего заглянула внутрь, бросив Элен: – Скоро вернусь.

Придерживая подол, я поспешила к ограде, откуда можно было лучше рассмотреть кареты. Мистер Уэзеролл стоял ко мне спиной. Я поднесла сложенные руки ко рту и прокричала совой. То был наш давний условный сигнал. К моему облегчению, на звук повернулся только мистер Уэзеролл. Остальные были слишком заняты и даже не удивились, чего это вдруг сове вздумалось кричать ранним вечером.

Глаза мистера Уэзеролла обшаривали площадь, пока не нашли меня. Тогда он встал в непринужденную позу и, прикрыв рукой половину рта, губами спросил меня:

– Какого черта ты здесь делаешь?

Слава богу, что мы оба умели читать по губам.

– Сейчас это не важно, – ответила я. – А вы куда собираетесь?

– Они нашли Раддока. Он поселился в гостинице «Кабанья голова» на Флит-стрит.

– Мне нужны мои вещи, – сказала я. – Мой чемодан.

Мистер Уэзеролл кивнул:

– Я его принесу и оставлю в одной из конюшен за домом. Старайся не попадаться никому на глаза. Мы с минуты на минуту отъедем.

Мне всю жизнь твердили, что я недурна собой. Вплоть до этого вечера я не очень-то пользовалась своей красотой. Но сейчас, вернувшись к карете, я захлопала ресницами, строя кучеру глазки, и уговорила его сходить на конюшню за моим чемоданом.

Когда он выполнил мою просьбу, я попросила его подождать еще немного, а сама устремилась к чемодану. Мне показалось, что я здороваюсь с давним другом. Я щелкнула замками, а затем занялась привычным уже переодеванием в карете. Сняла ненавистное платье. Элен попыталась мне помочь, и я шлепнула ее по рукам, чтобы не лезла. Я нарядилась в бриджи, рубашку, разгладила треуголку и прицепила к поясу меч. Пачку писем я сунула за пазуху. Все прочее осталось в карете.

– В этой карете ты поедешь до Дувра, – сказала я Элен и открыла дверцу. – Здесь тебе больше нечего делать. Не проворонь прилив. Садись на первый корабль, идущий во Францию. Бог даст, там и свидимся.

Я окликнула кучера:

– Отвези эту девушку в Дувр.

– Она поплывет в Кале? – спросил он, ошеломленный моим изменившимся нарядом.

(Мне не привыкать.)

– Я тоже поплыву. Ждите меня на пристани.

– Тогда ей нужно спешить к приливу. А дорога на Дувр сейчас плотно забита.

– Прекрасно, – сказала я, бросив ему монету. – Непременно проследи за своей пассажиркой. И знай: если с ней что-нибудь случится, я тебя из-под земли достану.

Кучер покосился на мой меч.

– Я вам верю, – сказал он. – Можете не беспокоиться.

– Вот и хорошо, – улыбнулась я. – Тогда мы поняли друг друга.

– Выходит, что так.

Отлично.

Я набрала полные легкие воздуха.

Письма были при мне. Меч и кошелек – тоже. Остальное уехало с Элен.

Кучер нашел мне другую карету. Влезая туда, я посмотрела вслед отъезжающей подруге и мысленно вознесла молитву о ее благополучном путешествии. Новому кучеру я сказала:

– Месье, гоните на Флит-стрит, не жалея лошадей.

Он с улыбкой кивнул, и карета тронулась. Я открыла окошко и оглянулась на особняк. Кэрроллы и их люди расселись по каретам. Звонко щелкнули кнуты, и кареты также начали свой путь.

– Месье! – крикнула я кучеру в переднее окошко. – Позади нас едут две кареты. Мы должны попасть на Флит-стрит раньше их.

– Да, мадемуазель, – невозмутимо ответил кучер и потуже натянул поводья.

Лошади заржали, их копыта еще быстрее застучали по булыжникам мостовой. Я откинулась на сиденье, сжимая эфес меча и зная, что гонка началась.

Совсем скоро мы оказались на Флит-стрит, подкатив к гостинице «Кабанья голова». Я расплатилась с кучером и, не дожидаясь, пока он откроет дверцу, выскочила из кареты.

Двор перед гостиницей был запружен дилижансами и лошадьми. Леди и джентльмены подгоняли лакеев, кряхтящих под тяжестью узлов и чемоданов. Я мельком взглянула на входную дверь. Никаких признаков Кэрроллов. Прекрасно. У меня был шанс найти Раддока первой. Я проскользнула в заднюю дверь и, миновав полутемный коридор, попала в зал таверны. Там тоже было сумрачно; возможно, из-за низких потолочных балок. Как и в «Оленьих рогах», меня встретили всплески пьяного смеха и густой табачный дым.

За стойкой стоял трактирщик со столь мясистыми щеками, что создавалось впечатление, будто рта у него нет вовсе. В каком-то полусне он вытирал оловянный кувшин. Глаза его смотрели куда-то вдаль, словно видели нечто более привлекательное, нежели этот зал.