Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я очень тебя люблю,- шепчу тихо тихо. Вдруг она не услышит. Мама Эмма всхлипывает и больше не сдерживает слез. Рыдает в голос, прижимая испуганного меня к себе, словно боится, что я исчезну. А мне страшно
- Я жить без тебя не могу, мой родной,- выдавливает мама, и я понимаю, что теперь тоже научусь быть счастливым. Вечером папа Вова приносит огромную коробку с конструктором. Мы целый вечер делаем с ним трактор. Я научусь их любить. И никогда не позволю им страдать. Ни за что.
Я не выполнил свего обещания. Не проводил отца в последний путь, не дал маме той любви. Которой она меня оживила когда – то . И теперь жизнь дает мне еще один шанс. Китти смогла пробудить мою душу. Достаю мобильник и набираю номер. Далекий голос звучит так напряженно, вымучено. Мое сердце кажется наполняется жизнью
- Я приеду скоро,- говорю я, - Эмма, спасибо тебе. Мне кажется, надо пересмотреть наш контракт.
- За что? –Китти удивлена. Кажется, или ее голос звучит печально.- Алекс, мне нужно кое что тебе рассказать.
- Это подождет,- говорю я и отключаю телефон.
ОНА
- Смотри, какое чудо,- восторгается Зоя. Я расширившимися от ужаса глазами, смотрю на корзину, полную вишни, банок с кроваво красным вареньем, и воняющим на всю кузную вишневым ликером. Едкая тошнота тут же подскакивает к горлу. Я знаю чей это подарок. Знаю и с трудом борюсь с желанием выкинуть все это великолепие. Асеньев обожал вишню, мог есть ее ведрами, до оскомины, с каким то совершенно маниакальным удовольствием. Косточки, покрытые соком, мне всегда казались похожими на кусочки вырванной из тела плоти.
- Мой мальчик умеет делать подарки,- гордо улыбается Зоя. Она думает, что подарок от Алекса. А я просто молчу. У меня нет сил разубеждать ее
Ухмыляюсь. Алекс даже разговаривать со мной не стал в последнюю нашу встречу, просто отшвырнул , как ненужную тряпку и ушел с другой, сделав меня при этом несчастной. Что ж, все правильно. Мое время подходит к концу. Надо привыкать жить без моего жестокого хозяина. А жить ли?
- Тут карточка,- улыбается моя добрая подруга,- и я знаю, кому она предназначена. Алекс, конечно любит меня, но вряд ли станет слать мне такую красоту.
Господи, Зоя, мне хочется выть. Слава богу эта женщина слишком воспитанна и не сует нос в чужие послания. Она уходит, прихватив под мышку небольшой бакс грязным бельем, оставив меня на едине с прошлым. Оно все таки настигло меня. Неотвратимо и страшно. Я конечно понимала, что женька знает где я, но так хотела верить в обратное. Так желала чувствовать себя защищенной хотя бы в этом доме. Открываю открытку, сделанную из тончайшего листового золота, украшенного замысловатыми вензелями. Красиво, но я морщусь, словно дотронулась рукой до чего – то совершенно отвратительного.
Ты принадлежишь мне, сладкая вишенка
Буквы скачут перед глазами, как ошалевшие, разбегаются в разные стороны. Каждое слово пропитано ядовитой угрозой, каждая чертова буква.
А ведь я могу просто уйти. Сбежать. Спасти единственного, дорогого человека, который даже не подозревает, какую беду приволок в свой дом.
Только вот идти мне некуда.
Далеко же я убегу без документов, без денег, без чертова плана. Снова шляться по улицам? Нет, я поняла, что не смогу больше. К родителям не пойду. Это равносильно тому, что самой вернуться в ад. Признать превосходство Арсеньева.
Тонкая золотая фольга жжет пальцы, и я без жалости разрываю ее на миллиард мелких лоскутов. Воздух, кажется, пропитался ароматом проклятой вишни. Я чувствую во рту едкую кислоту.
Я просто поговорю с Алексом. Расторгну контракт с ним, и черт с ними с деньгами. Он все равно уже устал от меня, раз так легко променял на красавицу, с которой я видела его в последний раз.
- Слушай, ты же не против, если я сделаю вишневый пирог со «снегом»? Алекс приедет, как раз к его готовности. Я думаю, часа через два будет дома.
- Алекс едет домой? – эхом повторяю я.- Почему же ты молчала?
Сердце ускоряет свой темп. Я так соскучилась.
- Он хотел сделать тебе сюрприз,- мягко улыбается Зоя.- Так что с пирогом?
Морщусь, от одной только мысли о выпечке. Я точно не смогу проглотить и кусочка сочного пирога.
- Я не люблю вишню, у меня от нее крапивница,- говорю слишком грубо, за что удостаиваюсь удивленного взгляда.
- Прости,- смущенно говорит ни в чем неповинная женщина, и мне становится стыдно,- я не знала. Тогда просто уберу ягоду, и приготовлю что – то другое. Алекс, думаю. Не обидится, если я сварю варенье из его подарка.
Я лишь киваю в ответ и медленно бреду в ванную. Я так и не смогла спать в отведенной мне комнате, потому оккупировала диван в гостинной. Пока Алекса не было, никто мне не препятствовал выбирать место для времяпровождения. Смотрюсь в зеркало, и не узнаю себя. Синяки, оставленные Женькой почти прошли, остались лишь желтоватые пятна, которые почти не заметны на слишком бледной коже. Я птранно, но до сегодняшнего дня я этого не замечала. Выгляжу как тень. Растрепанная, совсем тусклая, призрачная тень. Я пытаюсь улыбнуться, но получается плохо.
- Эмма, Алекс едет не один,- вздрагиваю. Голос подошедшей тихо Зои звучит как раскат грома, а ее слова сравнимы с ударом молнии.- Он просил передать тебе, чтобы ты оделась поскромнее.
- А с кем? - голос дрожит.
- Не могу тебе сказать. Я и так слишком разболталась,- отмахивается Зоя, а я с трудом сдерживаю вой рвущийся из глотки.
Он едет не один. Он не один. Душа рвется на части. Распадается на атомы. Он не один.
Раньше я умела претворяться, Женька научил меня не показывать боли. Теперь выходит плохо. Улыбка похожа на гримассу страдания.
А может просто я устала, и больше не хочу выдирать с корнем остатки души.
Не хочу быть игрушкой в руках Женьки.
Не желаю быть рабыней Беркута
Я хочу быть Эммой, простой женщиной – слабой и беззащитной. Я хочу помнить моего сына, и продолжать любить его и скучать по моему мальчику.
Почему я не могу начать все заново?
Боль накатывает волнами. Я падаю на пол, сворачиваюсь в клубок, мысленно проклиная бога за то, что он всегда отнимает у меня право на счастье.
Я боюсь своего мужа. Спускаюсь по лестнице, аккуратно, боюсь оступится. Слышу его шаги за спиной.
- Вишенка,- зовет Женька, а я обмираю. Его притворно сладкий тон не сулит мне ничего хорошего. Обнимаю руками объемистый живот. Малыш, чувствуя мой страх, отзывается серией легких движений. Это меня успокаивает,- ты же знаешь – мы можем себе позволить даже больше, чем желаем?
- Да, дорогой,- говорю спокойно. Нельзя, чтобы голос дрогнул. Не хочу, чтобы он чувствовал свою власть надо мной.
- Так какого хера ты нацепила на себя эти уродские серьги?- орет Арсеньев. Я сжимаюсь, потому что знаю, что последует дальше.