ОН

Я жду. Жду с нетерпением возвращения моего самого дорогого сокровища. Мою Эмму. Тупые шутки пьяного Евгения вызывают во мне чростное отвращение. И я еще думал, что этот человек мог бы стать мне приятелем. Это было бы самой большой ошибкой. Усмехаюсь своим мыслям. Сейчас вернется Китти, и мы просто уйдем. У меня больше нет желания участвовать в идиотском спектакле задуманном этим мудаком не понятно с какой целью. Эммы нет достаточно долго, чтобы я начал нервничать. Она появляется только спустя полчаса – бледная, пошатыващаяся, словно от невероятной, сгибающей тело и дух усталости. Китти одна, что не укрывается от взгляда осоловевших от алкоголя глаз Арсеньева.

- А где моя вишенка? – тянет он, раздвигая губы в насквозь фальшивой улыбке. Я вижу в его притворстве ярость. Он зол, хоть и пытается не показать истинных чувств.

- Ей стало плохо, и Лиза решила поехать домой,- спокойно дергает плечом Эмма, при этом как – то странно сжавшись, как маленький щенок, спасающийся от удара сапога. – Я сказала, что предупрежу вас. Простите, что не сказала сразу.

Я тяну ее на себя, чувствуя, что моя женщина нуждается в защите. Буквально физически ощущаю ненависть, которую кажется, можно резать ножом.

- Тварь, -рычит Евгений, замахиваясь.- Кто тебе позволил распоряжаться моими вещами, сука? Ты, обычная уличная блядь.

Китти смотрит на разошедшегося мерзавца глазами, в которых я вижу всю боль мира. Я готов разорвать подонка, только бы не смотреть на ее боль, не видеть животного страха написанного на прекрасном личике моей красавицы.

Больше не колеблюсь. Бью молча. Никто не смеет так обращаться с тем, что принадлежит мне. Это моя зверушка. Слушаю хруст, звучащий райской музыкой. Когда мой кулак встречается с носом Арсеньева. Он ревет, как дикий зверь, опрокинувшись спиной прямо на накрытый стол. И тут же бросается на меня. Сейчас это не улыбающийся слуга народа, почетный член общества, и душа компании. Монстр, обезумевший, жаждущий крови. Я чувствую запах крови, пробуждающий во мне звериные инстинкты. Ухожу от неумелого удара, и снова бью, не разбирая, наотмашь. Краем глаза вижу Эмму, стоящую в стороне. На ее лице довольная улыбка. Или мне просто кажется.

- Они все бляди,- хрипит Арсеньев, тяжело обвалившись на пол. Белоснежная рубашка залита кровью, он тяжело дышит. – Моя жена, ее тоже звали Эммой, предпочла жизнь королевы, выросшему в клоаке выблядку. Зря ты Алекс, ссоришься со мной из за этой шлюхи. Поверь, я умею быть жестоким.

- Пошел ты на хер,- ухмыляюсь я, наконец сказав слова, которые мечтал сказать этому раздувающемуся от своей значимости борову.

Беру за руку Эмму. Она морщится, мои пальцы вымазаны кровью. Чужой кровью. Китти словно оцепенела. Смотрит на пытающегося подняться с пола Арсеньева. Ее глаза светятся от непонятного мне удовольствия.

- Ты еще не все знаешь об этой куколке. Я бы на твоем месте поинтересовался, кого трахаю. Мало ли. Хотя, насколько я знаю, ты любишь мусор, потому что сам куча дерьма, - кривит губы Евгений. – И, Беркут, я не прощаю никого и никогда. Помни это.

Я больше не слушаю, мне становится скучно. Угрозы этого мудака меня совсем не пугают. Давно разучился бояться кого либо, кроме себя. Эмма виснет на моем плече и я понимаю, она совсем без сил.

Подхватываю ее на руки и несу к машине. Лис удивленно смотрит на мои руки, но вопросов не задает. Я укладываю на сиденье свою драгоценную ношу, и сам сажусь рядом.

- Ты нажил себе очень опасного врага, Алекс. Не нужно было...- ее голос звенит от напряжения и злости. Я не узнаю мой сияющий страз. Эмма на грани истерики. – Какого хрена ты полез, Беркут? Я готова была к боли, я ждала ее. Ты научил меня тащиться от этого, и это высшая степень уродства. Ты такой же, как эта тварь. Не стоит строить из себя волшебного рыцаря, зайчонок. Ты не воин в сверкающих доспехах. Ты обычный идиот, не думающий о гребаных последствиях.

Я больше не в силах выносить ее слов. Она ведет себя как та женщина, которая произвела меня на свет. Как моя мать. Хватаю ее за волосы и с силой тяну не себя. Злость вихрится во мне, пробуждая черноту, надежно спрятанную где то внутри.

Я совсем забыл кто я. Кем я был. Эта чертова девка свела меня с ума. Сейчас я хочу лишь одного – причинить ей боль. Она знает это, чувствует. Но почему, блядь она не смотрит на меня с ужасом. Не так, как смотрела на этого мудака Арсеньева – словно он гребаный адский демон.

- Алекс,- ее голос ласкает, обволакивает, захватывает в плен.- Алекс, послушай.

Не хочу, не желаю снова попасть в плен ее чар. Она скрывает что – то. С тех пор, как ее избил в лифте какой – то подонок, я вижу в ее глазах затаенную, едва сдерживаемую тайну. И меня бесит, что моя вещь не хочет поделиться со мной.

- Да пошла ты к черту,- рычу я. Неконтролируемая, темная ярость рвется наружу. Зверь, так долго дремлющий во мне пробуждается. С трудом дожидаюсь, когда лимузин останавливается рядом с нашим временным убежищем. Хватаю на руки свою зверушку. Она вскрикивает, я причинил ей боль слишком резкими движениями. Но мне все равно. Я до одури желаю эту чертову дрянь.

- Будет больно,- хриплю в ее маленькое розовое ушко и чувствую. Как Китти сжимается в моих руках.

- Я люблю боль,- в голосе ее жажда, и нет страха. Она чертова мазохистка. Ее предшественницы боялись, орали, умоляли. А эта тварь разрушает меня своей покорностью.- Сделай мне больно, хозяин.

На нас смотрят. Все взгляды прикованы к нам, когда я затаскиваю в холл гостиницы мой драгоценный страз. ЕЕ платье задралось, обнажив округлые бедра. Эмма краснеет, трусиков на ней нет, а это означает, что хренова куча народу видит ее киску.

- Алекс, отпусти меня,- шепчет зверушка, пытаясь руками одернуть подол, но я ей этого не позволяю. Мне нравится ее стыд, нравится как мелькает страх в ее глазах. Член в штанах деревенеет, кажется просто прорвет плотную ткань брюк. От возбуждения в глазах летят черные мушки.

- Ты гребаный ублюдок,- шипит нахалка, когда я наконец отпускаю ее, затащив в лифт. – Чертов, больной извращенец.

Я больше не сдерживаюсь, разворачиваю ее спиной к себе, и с силой сгибаю в пояснице. Когда моя ладонь в первый раз звонко опускается на ее голую ягодицу, Эмма взвизгивает от боли. Слепну от яростного, почти болезненного желания. Удары следуют один за другим. Она больше не кричит, только скулит, как маленькая собачонка.

- Я избил из – за тебя своего клиета, Эмма,- мой голос звучит тягуче, я словно в вакууме,- одного из моих самых элитных клиентов, детка.

- Прости,- шепчет она, но я не слышу в голосе зверушки раскаяния. Разворачиваю ее лицом к себе, как раз в тот самый момент, когда лифт останавливается в пентхаусе. Ее глаза пылают ненавистью, яростью, и все той же жаждой. – Ты идиот, зайчонок. Я тебе уже об этом говорила.

Она принимает мою игру. Она знает, что я хочу. Она читает меня, как раскрытую книгу и это приводит меня в ярость.