«Прекрасный день», — повторил Гранцов. «Правда, он еще не кончился. Так, это джинсы и майка для Марата, а это, получается, наши головные уборы?»

Марату очень хотелось посмотреть, что же это за головные уборы такие, но легче было притворяться спящим. Еще легче оказалось не притворяться… Когда же он проснулся, в комнате уже не было ни Оксаны, ни старика.

На полу был расстелен план города, и Гранцов, в камуфляжной майке и рейнджерской панаме, водил по плану карандашом и что-то записывал в блокнот.

— Я с Василем договорился, — вспомнил Марат. — Он нас отвезет на семинар. Завтра. Нет, послезавтра. Нет, если сегодня уже завтра, то не сегодня…

— Спи, спи, утром разберемся, — ответил Гранцов.

— А что вы там говорили насчет майки для меня?

— Для тебя не только майка. Ты же хотел переодеться?

Марат еле-еле выпутался из своего халата и прошлепал босиком в душ. Постояв под холодной струей, он живо вспомнил, как сегодня утром давал себе зарок не пить. И вот, пожалуйста, опять надрался. Опять этот одессит подвернулся со своим спиртом.

В наказание он пустил воду на полную мощь и стоял, пока не начал трястись от холода. Потом растерся полотенцем и вышел из ванной уже с почти трезвой головой.

На его постели лежал ворох одежды. Марат надел потертые мягкие джинсы и зеленую майку, примерил панаму с заломленными полями. Он поискал свои беговые кроссовки, но вместо них обнаружил рыжие высокие ботинки и захотел их примерить, а когда примерил, не захотел снимать. В углу он заметил две брезентовые сумки с веревками, фляжками и еще какой-то амуницией.

— Откуда такое богатство?

— Оксана твоя достала. Это богатство обошлось нам в двести долларов.

— Ботиночки-то классные, — сказал Кирсанов, приседая. — Да за одни ботинки сто баксов не жалко.

— Типа наших прыжковых[9], - снисходительно согласился Гранцов. — Посмотри там в сумке, выбери себе что-нибудь.

— Да я бы все выбрал, — сказал Кирсанов, порывшись в сумке.

Выбирать — значит от чего-то отказаться. А он не мог отказаться ни от походного ножа, ни от компаса на шнурке, ни от фонарика, хоть тот и не горел. Три разноцветные веревки и невесомые титановые карабины пригодятся скорее в горах, чем в джунглях. Но кто сказал, что в сельве не будет гор? Нейлоновое квадратное одеяло оказалось с короткой молнией посредине. Оттянешь — получается дырка для головы, можно носить, как накидку. Интересное одеяло.

— Это не одеяло. Это называется пончо, — сказал Гранцов.

— А вы себе что выбрали?

— Я? Как и ты. Всё.

— У вас тоже такой нож? Дорогой, наверно, — Марат внимательно рассмотрел клеймо, изображающее кузнеца в трудовом процессе. — Неужели настоящий «Бак»?

— Китай, — огорчил его Гранцов. — Настоящий «Бак» стоит подороже, чем твои ботинки. Ну-ка, покажи.

Повертев нож под лампой, Гранцов хмыкнул. Попробовал лезвием построгать свой ноготь, и снова хмыкнул. Огляделся и неожиданно, без размаха метнул нож. Лезвие звонко впилось в косяк двери, и Марат с трудом смог выдернуть клинок.

— Нормальная финка, — кивнул Гранцов.

Марат бережно уложил «Бак» в кожаные ножны и вернулся к обследованию своей сумки.

— Смотрите, даже туалетная бумага осталась. Первый раз вижу туалетную бумагу «секонд-хэнд».

— Она неиспользованная, — сказал Гранцов.

— Я надеюсь.

— Да я не об этом. Я о хозяевах этого барахла. Они ничего не использовали. Ни бумагу, ни веревки. Батарейки не распакованы.

— Ну и что? Нам же лучше.

— Сумки остались от каких-то немцев, — пояснил Гранцов. — Оксана говорит, они тоже собирались на сафари, попросили бармена-спекулянта все приготовить. Обещали расплатиться. Он собрал им вещи, но они до сих пор не пришли за сумками. Чем нанесли ему финансовый ущерб.

— И долго он их ждал?

— Долго. Это еще в прошлом году было. Наверно, передумали. Или их отговорили.

— Почему?

— А нас с тобой почему отговаривают? Опасный район. Все время война с партизанами. Машины на дороге пропадают, надо ездить с охраной. Много хлопот, в общем. Проще отправить людей в Бразилию или здесь на пляже мариновать.

Марат распечатал батарейки и вставил их в фонарик. Проверил, направив узкий луч на потолок. Потом застегнул свою бесценную сумку и прошелся из угла в угол, привыкая к новой обуви.

— А где Оксана? — спросил он и тут же добавил, чтобы Гранцов чего не подумал: — И где старик?

— Они спят в моем номере. Там безопаснее.

— А что за шум? Как на стадионе, — прислушался Марат.

— Это народные массы бузят, — сказал Гранцов и сделал пометку на плане. — Так, все ясно. Твой Василь не говорил, случайно, что он делал сегодня в городе?

— Нет. Кажется, нет. Не помню. Давайте разбудим, спросим.

— Не надо. Он и сам, наверно, не знает ничего. Вот смотри. Видишь эти точки? Сюда он заезжал со своими сумками. Вот здесь наш отель. Вот — казармы танкистов. Мы ехали вот так.

— Через все эти точки?

— Верно. И это не просто точки. Каждый такой дом — или угловой, или самый высокий на улице. Соображаешь, сержант?

— Огневая позиция?

— Может быть. Допустим, там сидят снайперы, а Василь подвозил им продукты. Или патроны. А зачем там нужны снайперы? — сам у себя спросил Гранцов, и сам себе ответил: — А чтобы стрелять по толпе, когда она рванется к президентскому дворцу, например.

— Или чтобы стрелять по нашему отелю, — добавил Марат. — Я целый час не мог из-под огня выйти в этом баре. Кстати, Вадим Андреевич, давно хотел спросить. Что значит петтинг?

— Это у тебя под огнем такие вопросы возникают? — засмеялся Гранцов. — Как тебе объяснить? Считай, что это поцелуйчики, объятия и все такое. Шаловливые ласки.

— Понял. Смешно.

— Я пойду с бойцами нашими потолкую, сигарами угощу. А ты ложись спать.

— Не хочу я спать. Что вы меня все время укладываете? — проворчал Марат.

В отеле стояла мертвая тишина. Ни гудения лифтов, ни детского плача. Спустившись в вестибюль, они увидели спящих вповалку солдат. Несколько часовых стояли у входа, сложив свои щиты в стопку.

Проходя за Гранцовым мимо зеркальной стенки, Кирсанов усмехнулся, заметив свое отражение: две фигуры в защитных майках и одинаковых панамах поразительно напоминали картонные мишени вероятного противника.

Неудивительно, что часовые замолчали и расступились перед ними.

Двор был ярко освещен, и было хорошо видно, что весь он усеян пустыми банками, бутылками и битым стеклом. Как только они вышли, через забор перелетела очередная бутылка и с громким хлопком разбилась на асфальте. Вторая бутылка упала на газон. За забором засвистели, загоготали.