На территории (contado) Флоренции зафиксированное в реестрах имущества неравенство богатства выросло с низкого показателя 0,5 в середине XV века до 0,74 примерно в 1700 году. В городе Ареццо оно поднялось с 0,48 в 1390 году до 0,83 в 1792 году, а в Прато с 1546 по 1763 год выросло с 0,58 до 0,83. Такую концентрацию во многом обуславливал рост верхних долей богатства: с конца XV или начала XVI века до начала XVIII века доля известных активов богатейшего 1 % домохозяйств поднялась с 6,8 до 17,5 % в contado Флоренции, с 8,9 до 26,4 % в Ареццо и с 8,1 до 23,3 % в Прато. Сравнимые тенденции наблюдаются в реестрах Пьемонта, где коэффициент Джини богатства увеличился на 27 пунктов в ряде городов и в схожем масштабе в некоторых сельских общинах. В Апулии (Неаполитанское королевство) доля богатства богатейших 5 % поднялась с 48 % около 1600 года до 61 % около 1750 года. В государствах Пьемонта и Флоренции пропорция домохозяйств, богатство которых по меньшей мере в десять раз превышало местное медианное значение, выросло с 3–5 % в конце XV века до 10–14 % три столетия спустя: поляризация усиливалась по мере того, как все больше домохозяйств отклонялись от медианы[126].

В отличие от Нидерландов, большинство этих изменений происходили в контексте экономической стагнации XVII века и в условиях еще более продолжительного замедления урбанизации. За это ответственны три разуравнивающие силы: демографическое восстановление после опустошительной Черной смерти, постепенная экспроприация и пролетаризация сельских производителей и образование фискально-военного государства. Как и повсюду в Европе, растущее предложение труда понизило его относительную стоимость в сравнении с землей и другим капиталом. Элиты приобретали всё больше земли, и этот процесс мы наблюдаем также в Нидерландах и во Франции. Кроме того, города-государства, обладавшие автономными общинными традициями и развитыми представлениями о гражданстве и республиканстве, все больше погружались в растущие государства, которые по мере роста усиливали свой принудительный характер и устанавливали все более тяжелые налоги. В Пьемонте, как и в Южных Нидерландах, публичный долг перекачивал ресурсы от рабочих к богатым кредиторам[127].

Эти примеры подчеркивают длительное действие механизмов усиления неравенства. Интенсивный экономический рост, коммерциализация и урбанизация активно вели общество в этом направлении по меньшей мере еще со времен древнего Вавилона. То же верно в отношении римского периода и позднего Средневековья. Как мы видели, присваивание земли богатыми владельцами капитала и обогащение элиты посредством фискального извлечения, а также другие действия со стороны государства имеют еще более древнюю историю, уходящую во времена Шумера. Концентрация богатства и доходов в ранний период современности просто отличалась от всего прежнего по стилю и размаху: помимо более обычных стратегий получения ренты, элиты теперь могли скупать публичные долги, а не только непосредственно похищать или отбирать ресурсы; глобальные торговые сети открыли невиданные ранее возможности инвестиций, а урбанизация достигла небывалых высот. Но все же в своей основе главные средства усиления неравенства остались прежними, и снова после вызванного насильственным потрясением непродолжительного застоя власть имущие начали укреплять свое положение.

Все эти известные средства действовали в своей совокупности, чем и объясняются схожие результаты в широком спектре экономических и институциональных условий (рис. 3.2). В Нидерландах неравенство повышалось в результате глобальной торговли, экономического роста и урбанизации, тогда как в Пьемонте ведущим фактором было фискальное давление, в Тоскане – сельская пролетаризация, и оба эти механизма действовали в Южных Нидерландах. В Англии, самой динамичной экономике того периода после Нидерландов, неравенство подхлестнули коммерциализация и урбанизация: коэффициент богатства Джини в Ноттингеме вырос с 0,64 в 1473 году до 0,78 в 1524 году, а согласно одному исследованию завещаний частных состояний, он увеличился с 0,48–0,52 в первой половине XVI века до 0,53–0,66 за последующие восемьдесят лет. В девяти выборках таких записей богатейшие 5 % владели 13–25 % всего имущества в начале этого периода и 24–35 % под конец[128].

Рис 3.2. Коэффициенты Джини для распределения богатства в Италии и Нидерландах, 1500–1800

Экономические условия разительно отличались в Испании, переживавшей аграризацию (увеличение численности сельского населения) и снижение заработной платы. В таком контексте стагнации или даже деградации соотношение номинального ВВП на душу населения к номинальной заработной плате стабильно повышалось с 1420-х годов до конца XVIII века, отражая продолжительную разуравнивающую девальвацию труда при падении реальной заработной платы, и этот феномен мы наблюдаем во многих других европейских странах. Пропорция земельной ренты к заработной плате, еще один показатель неравенства, за этот период варьировала сильнее, но в 1800 году также была гораздо выше, чем за 400 лет до этого (рис. 3.3). Такие факты подтверждают наблюдение о том, что в провинции Мадрид неравенство богатства, реконструируемое по налоговым записям, с 1500 по 1840 год увеличилось, хотя этот процесс временами и прерывался[129].

В сельской Франции начиная с XVI века двойное давление демографического роста и растущих поместий вытеснило средние слои и разделило сообщества на крупных и мелких землевладельцев, фермы которых были слишком малы, чтобы прокормить их, и потому они были вынуждены становиться арендаторами или работать за плату. Согласно источникам, на протяжении какого-то времени особняком держалась Португалия. Согласно налоговым ведомостям, общее неравенство доходов с 1565 по 1700 год уменьшилось в условиях экономической стагнации, урбанизации и ослабления заморской империи. Надбавки за квалифицированный труд оставались примерно на одном уровне, тогда как отношение земельной ренты к заработной плате падало на протяжении всего XVII века и частично восстановилось лишь в 1770-х годах. И все же при более тщательном рассмотрении относительное сокращение неравенства доходов наблюдалось преимущественно только в небольших городах и сельских общинах, тогда как неравенство в крупных городах за весь этот период почти или вовсе не изменилось[130].