Михаэль пожал плечами.

— Этого не может быть, — запротестовал Виктор, видя, что Михаэль собирается уходить.

— Может, ее кто-то другой перевез, хотя вряд ли. Я узнал бы. Как, вы говорите, ее зовут?

— Анна Роткив.

Михаэль покачал головой:

— Никогда не слышал этого имени, доктор Ларенц. Простите, но я пойду, не то продрогну тут до смерти.

Словно в подтверждение его слов, новый раскат грома потряс остров, и Виктор удивился, что не заметил молнии. В то же время его мозг был занят новой загадкой в ребусе. Как Анна появилась на острове, если не на пароме? И почему она опять сказала неправду?

— Э-э-э, доктор Ларенц… — Размышления Виктора прервал старый паромщик, вернувшийся к нему на пару шагов. — Меня это, конечно, не касается, но что вам нужно от этой женщины?

«Вам, женатому человеку, и в этот ужасный ливень?» Эти невысказанные слова повисли среди бушующего ветра.

Пожав плечами, Виктор отвернулся.

Я хочу узнать, что случилось с моей дочерью.

«Анкерхоф» представлял собой образцовую гостиницу для острова в Северном море. Трехэтажный фахверковый дом напротив яхтенной гавани был одной из самых высоких построек на острове, не считая, конечно, маяка. Труди после смерти супруга едва удавалось держаться на плаву с небольшой пенсией и доходом от редких теперь постояльцев. Однако дом и его хозяйка были такой неотъемлемой частью островной жизни, что местные жители, наверное, помогали бы ей всегда. В крайнем случае стали бы сами ночевать в гостинице. В доброе старое время, когда на Паркуме проводилась регата, у Труди было до двадцати постояльцев. В нечастые солнечные дни она выставляла столы в саду и приносила гостям домашний лимонад и кофе глясе. Осенью пожилые жители острова собирались у чугунного камина в фойе отеля, чтобы рассказать друг другу давние морские истории и поесть пироги Труди. А потом хозяйка закрывала отель до весны и уезжала к родственникам в теплые края. Так и в этом году. После странного разговора с Хальберштадтом Виктор уже не удивился, когда увидел, что ставни гостиницы плотно закрыты, а из каминной трубы не идет дым.

«Зачем я сюда пришел?» — спросил он себя, озираясь по сторонам в поисках каких-либо следов Анны.

Виктор едва не поддался желанию громко выкрикнуть ее имя — вдруг она самовольно проникла в закрытую гостиницу и ведет оттуда свои странные игры с ним?

Внезапно опять зазвонил мобильный. Причем это был другой звонок, предназначенный для родственников и близких друзей.

— Алло!

— Ты меня за идиота считаешь?

— Кай? Что случилось? — Виктор опять вышел на дорогу.

— Что это за игры такие?

— О чем ты?

— О факсе!

— А, хорошо, что ты перезвонил. Там совсем ничего не было.

— Ах, не было? Ты прекрасно знаешь, что́ там, и нечего меня за нос водить.

— Да о чем ты? Что с тобой?

Виктор отвернулся от ветра, когда волна брызг чуть не ударила ему в лицо. С некоторого отдаления «Анкерхоф» походил на забытую кинодекорацию.

— Я проверил номер, с которого мне пришел детский рисунок. Мне сразу захотелось узнать, кто прислал мне эту кошку.

Синий котенок Непомук.

— И что же?

— Ты. Факс пришел из твоего дома, с Паркума.

«Этого не может быть», — подумал Виктор.

— Кай, я не понимаю, как… — начал было он, но его прервал двойной гудок, а потом женский голос произнес: «Вы находитесь вне зоны действия сети. Пожалуйста, повторите попытку позже». — Черт, — выругался Виктор, глядя на телефон.

Пропал его последний контакт. Он обернулся, поглядел во все стороны и наверх, словно ответ мог прийти с сине-черного неба. С кем еще он мог поговорить? К кому пойти? Капля упала прямо в глаз. Он крепко зажмурился, как в детстве, когда в ванной шампунь стекал на лицо. Виктор потер глаза, и ему показалось, будто все вокруг стало как-то отчетливее. Его зрение прояснилось. Как у глазного врача, когда медсестра наконец подбирает правильные линзы и ты видишь буквы в последней строке таблицы. Он знал, куда надо идти. Хотя, может, это была случайная догадка.

Как он и ожидал, в маленьком домике еще горел свет. Взбежав по ступенькам на веранду, Виктор позвонил в дверь.

Где-то залаяла собака, возможно, Михаэля. Поблизости хлопнула калитка, хотя это могла быть и незакрытая ставня. Но звонка Виктор не расслышал. Подождав, не подойдет ли бургомистр к двери, он позвонил вторично.

Когда и со второй попытки никто не открыл, Виктор принялся колотить дверным молоточком. Хальберштадт жил один. Жена ушла от него два года тому назад к какому-то богатому мюнхенцу, с которым познакомилась по Интернету.

Никакой реакции.

«Может, он ничего не слышит из-за этого проклятого шторма», — подумал Виктор, обходя дом. Он был расположен очень живописно, около «Анкерхофа» и тоже напротив гавани. Но у него не имелось своего выхода к морю и своего места для швартовки. Виктор считал, что, раз живешь на острове, надо жить у воды. С тем же успехом можно снять дом где угодно и ехать к морю или озеру на машине.

Шквальный ветер дул с моря, и, зайдя за дом, Виктор вздохнул с облегчением.

Всю дорогу он не встречал никакой защиты, кроме нескольких покосившихся тощих сосен, так что непогода обрушивалась на него со всей силой. Сейчас дождь впервые ослаб, и Виктор наконец отдышался, а отдохнув, принялся за поиски бургомистра.

Сквозь заднее окно можно было разглядеть кабинет Хальберштадта. Наверное, Патрик сейчас наверху. Стол был усеян исписанными листками, рядом стоял раскрытый ноутбук. Огонь в камине догорел, и, кроме яркой настольной лампы, ничто не говорило о том, что здесь недавно кто-то был.

«Я и не знал, что у Патрика есть кабинет, тем более компьютер», — удивился про себя Виктор, осматриваясь. Сверху не пробивалось никакого света, однако бургомистр мог уже лечь или задернуть шторы.

Виктор не знал, что делать дальше. Его вылазка не принесла никаких результатов. Впрочем, это не странно, он и не знал, где нужно искать и что предпринять, если он все-таки найдет Анну или Хальберштадта.

«Не надо меня искать. Я сама найду вас!»

Он хотел было постучать, как вдруг его взгляд упал на сарай в углу запущенного садика.

В обычном состоянии он и не заметил бы слабый свет, пробивавшийся из-под гофрированной стальной двери. Но физическое напряжение обострило его чувства, так что ему бросилось в глаза множество деталей: в сарае горел свет, единственное окно было без видимых на то причин заколочено толстой доской, а над маленькой железной трубой вился дымок.