Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей понял, что не посмеет задать Коле такой вопрос. Его труднее задать, чем ответить на него. Ну как ты спросишь у старого приятеля: «Ты меня обокрал?» Нет, это немыслимо! А вдруг Андрей ошибается и нанесет Коле несправедливое оскорбление?
Андрей стоял, опустив глаза, и как сквозь шум водопада слышал продолжение разговора.
— Этот полковник Баренц говорил Андрею, — произнесла Лидочка, — что Берестов приближен к Колчаку. И матросы его ненавидят.
— Я бы слышал об этом, — сказал Коля. — Мне как социал-демократу приходится много бывать среди матросов. Они доверяют мне свои секреты. Но я никогда не слышал о Берестове, тем более приближенном к Колчаку.
Андрей наконец осмелился поднять глаза и встретился взглядом с Колей. И тот, глядя в упор, закончил свою мысль:
— Впрочем, я не бывал в окружении Колчака и не знаю, кто там к кому приближен.
— Все равно он обманщик и мерзавец! — со злостью сказала Нина. — Я бы его задушила вот этими руками!
Она протянула над столом тонкие слабые руки, и Андрей понял, что ей не задушить и цыпленка. Но он так и не понял, имела ли она в виду лже-Берестова или коварного бунтовщика Мученика.
* * *
Ахмет поднялся — стройный, невысокий, но кажущийся выше ростом от того, как он прямо держал спину и чуть закидывал назад голову. Он надел фуражку, привычно, будто всю жизнь ходил в военной форме, проверил ребром ладони, точно ли по центру оказалась кокарда — белый полумесяц на красном кружке. Затем наклонился, поднимая саблю.
Все смотрели на него, как смотрят товарищи на актера, гримирующегося, чтобы выйти на сцену.
— Я буду в Джанкое, — сказал он. — Завтра мы вышибем оттуда большевиков.
Он пожал всем руки — поцеловал Лидочку в щеку и сказал:
— Прости, Андрюша, у нас в Париже такой обычай.
Последним он попрощался с Колей.
— Я не верю, Беккер, — сказал он, — что ты дезертир. Не твоя это специальность. Ты должен быть с сильными. И если ты не с нами, то, всего вернее, ты агент большевиков и тебя прислали в Симферополь, чтобы убить нашего премьера Сейдамета.
— Ахмет! — воскликнул Коля.
— Он шутит, шутит! — испугалась Нина, которая кожей почувствовала опасность.
— Или убить меня, — закончил Ахмет с улыбкой. — Я ведь тоже большой начальник в нашей деревне. До встречи, господа!
После ухода Ахмета некоторое время стояла тишина. Нарушил ее Коля Беккер.
— Я думаю, мы с Ниной тоже откланяемся, — сказал он.
— Может, зайдешь завтра? — сказал Андрей, которому не хотелось задерживать Колю. С уходом Ахмета людей осталось слишком мало, чтобы сохранялось ощущение праздника.
— Я постараюсь, — сказал Коля. — У меня много дел. Мне не хотелось говорить этого при Ахмете, но я представляю Центрофлот. Надеюсь, это останется между нами?
После ухода Беккеров Лидочка зажгла еще одну свечу и поставила ее возле елки.
— Я ночую у вас, — сказал Теодор как само собой разумеющееся. — По улице ходить опасно.
— Конечно, конечно, — сказала Лидочка. — Я вам постелю в комнате Марии Павловны.
Лидочка убирала со стола и потом мыла посуду, хотя ей интереснее было бы остаться с мужчинами. Но ее не догадались позвать, хотя никто, конечно, и не погнал бы прочь. Лидочка не хотела возвращаться без приглашения. В этом была ее неуверенность в себе и в собственном праве быть такой же, как мужчины. Это преодолевается не сразу. Из гостиной до нее доносились голоса: неровный, порой взволнованный голос Андрея и чуть монотонный, низкий — Теодора, голоса эти складывались в некую музыку беседы.
Закипел чайник, и Лидочка заварила чай.
— Мы так ничего и не решили, — сказал Андрей, когда Лидочка вернулась в гостиную.
— Мы не можем рисковать вами, — сказал Теодор, — у нас слишком мало молодых агентов.
Слово «агент» неприятно покоробило Лидочку.
— Теодор предлагает нам отправиться в будущее. Он считает, что нас ничего здесь не держит, — сказал Андрей.
— Неужели вам не интересно поглядеть — увидеть воочию, чем завершится грандиозное действо русской революции? Клянусь вам, если бы не неотложные дела сегодня, я бы тоже уплыл лет на десять вперед. Ведь есть шансы, что Россия сможет построить новое общество. Что она станет добрым примером для иных народов. Большевики исчезнут как накипь — придут достойные люди, Россия заслужила это.
— Как странно, — сказала Лидочка. Она налила чай и подвинула чашку поближе к Теодору. — Мне казалось, что вы очень трезвый и скептически настроенный человек. А вы поете гимн нашему будущему. Неужели люди изменятся?
— Если изменятся условия их существования, то последовательно будет меняться и природа человека.
«А ведь Теодор — не очень умный человек, — подумала Лидочка и испугалась собственной догадки. Прежде он казался ей ипостасью Бога, существом, способным таинственным образом преодолевать пространство и время. — Впрочем, неизвестно, кто из нас прав. Я, которая видит, как вокруг все сильнее волнуется море, поднимая со дна вонючую тину, или он, которому видится светлое будущее».
— Мы будем там чужими, — сказал Андрей.
— В обществе строителей, творцов никто не будет лишним, — возразил Теодор. — А сегодня, здесь, что связывает вас с этим миром?
— Мама, — сказала Лидочка, — я очень тоскую без мамы. Я так надеялась ее увидеть.
— Вы увидите свою мать через пять или десять лет. Она почти не изменится.
Глаза Теодора казались черными провалами, и лицо было неподвижно.
— У вас была мама? — спросила Лидочка агрессивно.
— Да, — сказал Теодор. — Но я ее не помню.
— А жалко!
Теодор не дал втянуть себя в спор. Он подвинул чашку к Лидочке и попросил подлить чаю.
— Я повторяю, — сказал он, — вы еще не вкусили по-настоящему счастья и трагедии полета во времени. Вы еще живете среди своих сверстников, и они даже не догадываются, что вы уже стали на два года их моложе. Я вам могу предсказать — само время заставит вас плыть дальше и быстрее. И наступит день, когда окружающие вас люди станут не более как тенями. Какими они стали