– Хочу посмотреть! Хочу посмотреть на искры! – плакал Динни, но она увела его быстро и решительно.

Джули Лори подошла к Крысолову, единственному мужчине в Вегасе, который казался ей слишком жутким, чтобы переспать с ним… ну, разве что совсем на безрыбье. Его черная кожа блестела в сине-белых всполохах сварочных дуг. Он напоминал эфиопского пирата: широкие шелковые шаровары, красный пояс, ожерелье из серебряных долларов на жилистой шее.

– Что это, Крыс? – спросила она.

– Крысолов не знает, детка, но у Крысолова есть идея. Да, действительно есть. Завтра ожидается черная работа, очень черная. Хочешь перепихнуться с Крысом, дорогая?

– Возможно, но если только ты мне скажешь, что все это значит.

– Завтра об этом будет знать весь Вегас, – ответил Крыс. – Можешь поспорить на свою сладенькую попку. Пойдем с Крысом, и он покажет тебе девять тысяч имен Бога.

Но Джули, к неудовольствию Крысолова, убежала.

К тому времени, когда Ллойд лег спать, работу закончили, и толпа разошлась. На платформах стояли две большие клетки. С квадратными дырами в левой и правой стенках. Рядом с грузовиками дожидались утра четыре автомобиля, каждый с закрепленной по капотом лебедкой. От лебедок по траве змеились тяжелые стальные буксировочные тросы, которые поднимались на платформы и ныряли в квадратные отверстия клеток.

Каждый трос заканчивался одним стальным наручником.

На заре тридцатого сентября Ларри услышал, как открылась дверь в дальнем конце коридора. Шаги быстро приближались к его камере. Ларри лежал на койке, подложив сцепленные руки под голову. В эту ночь он не спал. Он

(думал? молился?)

Первое слилось со вторым. Так или иначе, застарелая рана внутри зажила, и он пребывал в мире с самим собой. Чувствовал, что два человека, которыми он был всю жизнь – реальный Ларри и идеальный, – наконец-то слились воедино. Его матери понравился бы такой Ларри. И Рите Блейкмур. Уэйну Стьюки не пришлось бы разъяснять факты жизни этому Ларри. Этот Ларри, возможно, понравился бы даже давно умершей специалистке по гигиене рта.

Мне предстоит умереть. Если Бог есть – а теперь я верю, что Он должен быть, – такова Его воля. Нам предстоит умереть, и каким-то образом Его воля реализуется через нашу смерть.

Он подозревал, что Глен Бейтман уже умер. Днем раньше из одного из крыльев донеслись выстрелы, много выстрелов. В том направлении вроде бы увели Глена, а не Ральфа. Что ж, Глен был старый, его донимал артрит, а на это утро Флэгг наверняка запланировал для них что-то малоприятное.

Шаги остановились у его камеры.

– Поднимайся, Чудо-Хлеб, – послышался веселый голос. – Крысолов пришел за твоей бледно-серой задницей.

Ларри повернул голову. У решетки стоял ухмыляющийся чернокожий пират с ожерельем из серебряных долларов на шее и с мечом в руке. Из-за него выглядывал знакомый Ларри бухгалтер. Кажется, Берлсон.

– В чем дело? – спросил Ларри.

– Дорогой мой, – ответил пират. – Это конец. Твой конец.

Берлсон подал голос, и Ларри видел, что он напуган.

– Я хочу, чтобы ты знал: это не моя идея.

– Мне и так понятно, что не твоя. Кого убили вчера? – спросил Ларри.

– Бейтмана. – Берлсон опустил глаза. – При попытке к бегству.

– При попытке к бегству, – пробормотал Ларри. Потом рассмеялся. Крысолов присоединился, издеваясь. Теперь они смеялись вместе.

Дверь камеры открылась. Берлсон держал наручники. Ларри и не думал сопротивляться. Просто вытянул руки. Берлсон защелкнул браслеты.

– При попытке к бегству, – вновь повторил Ларри. – Скоро и тебя застрелят при попытке к бегству, Берлсон. – Его глаза сместились к пирату. – И тебя, Крыс. Просто застрелят при попытке к бегству. – Он вновь засмеялся, но на этот раз Крысолов не присоединился к нему. Мрачно посмотрел на Ларри, а потом начал поднимать меч.

– Опусти, говнюк, – приказал Берлсон.

Они вышли из камеры: Берлсон первым, за ним Ларри, последним Крысолов. Когда миновали дверь в конце коридора, к ним присоединились еще пять человек. Среди них был Ральф, тоже в наручниках.

– Эй, Ларри! – В голосе Ральфа прозвучала печаль. – Ты слышал? Они тебе сказали?

– Да. Я слышал.

– Мерзавцы. Для них все почти кончено, так?

– Да. Так.

– Вы лучше заткнитесь! – прорычал кто-то из конвоиров. – Это для вас все почти кончено. Скоро увидите, что вам приготовили. Это будет зрелище.

– Нет, все кончено, – настаивал Ральф. – Разве вы этого не знаете? Разве не чувствуете?

Крысолов толкнул Ральфа, и тот споткнулся.

– Заткнись! – крикнул он. – Крысолов больше не хочет слушать этого вонючего вуду! Баста!

– Ты что-то ужасно бледный, Крыс. – Ларри улыбался. – Ужасно бледный. Ты уже выглядишь трупаком.

Крысолов вновь вытащил меч, но угрозы в нем не чувствовалось. Он действительно выглядел испуганным, и не он один. Что-то носилось в воздухе, словно их всех накрыла тень чего-то большого, надвигающегося.

В залитом солнцем дворе стоял оливково-серый фургон с надписью на борту: «ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА ЛАС-ВЕГАСА». Ларри и Ральфа затолкали в кузов. Двери захлопнулись, двигатель завелся, фургон тронулся с места. Они сидели на жестких деревянных скамьях, опустив скованные руки между колен.

– Я слышал, кто-то сказал, что соберется все население Лас-Вегаса, – тихим голосом заговорил Ральф. – Думаешь, они намерены нас распять, Ларри?

– Либо это, либо что-нибудь в этом роде. – Ларри посмотрел на здоровяка. На шляпе Ральфа проступали пятна пота. Перышко обтрепалось, но по-прежнему задорно торчало из-под ленты. – Ты боишься, Ральф?

– До смерти, – прошептал Ральф. – Не могу терпеть боль. Боялся даже уколов. Всегда находил какой-нибудь предлог не пойти. А ты?

– Тоже боюсь. Можешь пересесть ко мне?

Ральф поднялся, звякнув цепью наручников, сел рядом с Ларри. Прервал паузу:

– Мы проделали чертовски долгий путь.

– Это верно.

– Хотелось бы только знать для чего. Пока я вижу, что он хочет устроить из нашей казни шоу. Чтобы все поняли, какой он крутой. Мы здесь для этого?

– Не знаю.

Какое-то время они ехали молча, под урчание двигателя. Сидели на скамье, держась за руки. Ларри боялся, но под страхом крылась умиротворенность, с которой этот страх ничего не мог поделать. Он не сомневался, что все как-то образуется.

– Я не убоюсь зла, – пробормотал он… но он боялся. Закрыл глаза, подумал о Люси. Подумал о матери. Вспомнил, как шел в школу холодным утром. Как его вырвало в церкви. Как он нашел в ливневой канаве порнографический журнал и пролистывал его с Руди, тогда им только-только исполнилось девять. Как смотрел Мировые серии в свою первую осень в Лос-Анджелесе с Ивонн Уэттерлен. Он не хотел умирать, боялся умирать, но, насколько мог, примирился со своей судьбой. Выбор, в конце концов, делал не он, и Ларри все больше склонялся к мысли, что смерть – всего лишь район сосредоточения, место ожидания, та же зеленая комната, в которой находишься перед выходом на сцену.