Потом Нинка встала, походила по котельной, нашла в углу кусок мягкой проволоки, ничего не говоря, подошла к пасынку сзади, накинула ее ему на шею и стала душить. Мальчик захрипел, стал вырываться изо всех сил, может, и вырвался бы, но тут Нинка крикнула: «Помогите, гады!» Они с Пашей схватили ребенка за руки и за ноги, а Нинка тянула проволоку. Когда мальчик затих, Нинка сказала: «Давай, топку открывай!» Он открыл топку, и они с Пашей затолкали туда маленькое тело. А Нинка бросила в огонь и куртку, которую мальчик до этого в жаркой котельной снял…

Потом выпили еще бутылку, но уже обычную. Когда уходили, Нинка сказала: «Ты, Абдулка, помалкивай, потому что ты нам помогал!» А его никто ни о чем и не спрашивал…

Черноволосый человек с темным от постоянной близости к огню лицом смотрел на Северина ясными глазами. Потом стал спокойно объяснять:

– Начальник, ты пойми, это же Пашки сын был. Родной. Был бы чужой ребенок, я бы им не помогал. А тут собственный сын, родной, чего мне лезть? Раз Пашка решил, что так надо, я тут при чем? Родной сын – имеет право.

Он все время напирал на то, что мальчик был родной сын Милешина. Почему-то был уверен, что это все объясняет и оправдывает.

Оставалось только провести экспертизу. Она установила, что «труп мальчика-подростка массой 30–35 кг в топке котла „Универсал-6“ при использовании в качестве топлива каменного угля может быть кремирован в промежутке 45–60 минут. При дальнейшей эксплуатации печи полностью сгорели не только органические соединения, но и минеральные остатки». Мальчик Витя буквально обратился в огненный шарик, улетевший в небо.

Милешин-старший упирался недолго. Увидев Абдуллина, сразу признался. Все так же равнодушно. Братко рассказывал, что таким он стал, связавшись с Нинкой после смерти жены. До этого вроде нормальный мужик был. Смерть первой жены, матери Вити, переживал тяжело. А в Нинку влюбился намертво, со смертным, последним отчаянием. Готов был ради нее на все.

Сама Нинка на следствии так ни в чем так и не созналась. Темная злоба на весь свет распирала ее.

Потом еще была проблема с направлением дела в суд. Заниматься «убийством без трупа» никто из судей не хотел. Потом дело как-то решилось. На суде Милешин все время молчал, только кивал в ответ на вопросы прокурора, Абдуллин твердил, что это был родной Пашин сын и потому он им не стал мешать, а Нинка шипела, что все вранье, ее оговорили и она знает кто…

Все-таки их посадили надолго. В прокуратуре Северина поздравляли – без трупа у подобных дел судебных перспектив немного, а тут удалось добиться приговора. Естественно, были бесконечные шутки, что новичкам всегда везет… Ау Северина в голове так и застряла строчка из акта экспертизы – «сгорели даже минеральные остатки». Какой-то мистический ужас и непоправимое отчаяние мерещились ему в них. От мальчика Вити Милешина не осталось ничего, в прямом смысле ничего. Только смутные воспоминания тех, кто его когда-то видел. А скоро он узнал, что Милешин, протрезвевший в колонии, повесился. Наверное, когда его мозги немного очистились, он вспомнил о сыне, который сидел и смотрел, как завороженный, на бьющийся в печи огонь.

1994 г.

* * *

В небольшом по меркам мегаполиса подмосковном городке завелся сексуальный маньяк. Дело было тухлое и лавров не сулило. Расследование его прокурор поручил Северину. Для того чтобы не слишком одиноко было в краю чужом, Северин добился прикомандирования к нему старого приятеля и классного опера Толика Братко. Пока они ехали к месту работы, тот, нахохлившись, всю дорогу молчал, заранее переживая, что на его репутацию лихого и удачливого опера может лечь пятно неудачи.

Северин был настроен более оптимистично. «Вычисление маньяка дело самое муторное и противное, – думал он. – Тут можно полагаться либо на счастливую случайность, самую надежную подругу следопыта, либо на кропотливое изучение подробностей и мельчайших деталей преступлений, чтобы понять, какие мотивы двигают маньяком. То ли он „голоса“ слышит, то ли кто-то его обидел в детстве, то ли на него просто помутнение находит в определенное время. Поди вычисли».

Перед отъездом Северин прочитал перепечатку из одного английского журнала, что психологи вроде бы разрабатывают тест, по которому серийных убийц психопатического склада скоро будут разоблачать всего за несколько часов. Как известно, психопаты безжалостны, им незнакомо понятие совести, чести, милосердия, но часто они бывают интеллектуально одарены и очень обаятельны в общении. Они могут очень умело скрывать эмоции, в которых испытывают острый недостаток, и это, естественно, затрудняет их поиск.

Присущее маньякам, жизнью которых управляет неустанная жажда убивать, здравомыслие в поведении и быту приводит к тому, что психопатические убийцы могут совершать преступления и скрываться в течение многих лет. И история криминалистики, вспомнил Северин, знает великое множество таких случаев.

В общем, это исследование показывает, что убийцы психопатического типа могут быть совершенно безжалостны, но именно они имеют особое пристратие к чрезвычайному и постоянно повторяющемуся насилию. Причем во время тестов эта склонность проявляется и у тех психопатов, которые еще не убивали, но уже постоянно мечтают об этом.

Все это, конечно, было очень интересно, но никак не могло способствовать их расследованию. Описанную в журнале систему было взять неоткуда, да и она к тому же только разрабатывалась, – прикидывал Северин, – придется обходиться собственными. И в частности рассчитывать на нюх и бесстрашие Толика Братко. Северин толкнул его в плечо и ободрительно подмигнул.

– Ох, чует мое сердце, застрянем мы там по самые уши, – грустно выдохнул тот. – Причем без толку.

Городок был хоть куда. Как им сразу объяснили местные сыщики, которых московский десант тоже не радовал, из проживающих тут мужчин чуть ли ни сорок процентов были ранее судимы. Так что, господа из столицы, тут у нас своя специфика. Откуда им было знать, что в рабочем поселке Первомайский, где постигал азы жизни Толик Братко, процент судимых был, пожалуй, и покруче.

Особенностью местного маньяка было то, что он убивал женщин, а потом уродовал трупы. Каждый раз, задушив жертву, психопат затем швырял на бездыханное уже тело что-то очень тяжелое, оказавшееся рядом. В одном случае это была железная балка, во втором камень, а в третьем здоровенный кусок бетона… Следов спермы на несчастных не было, хотя одежда была разорвана, белье тоже, а на внутренних сторонах бедер и груди оставались синяки. Деньги, документы и ценности жертв маньяка не интересовали.

Съездили на место последнего преступления, где маньяк орудовал куском рельса, осмотрели фотографии, сделанные на месте преступления, – свидетелей ни в одном случае найти не удалось.