Не могу я на все это спокойно смотреть, душу мне выворачивают наизнанку. Я могу понять, когда человек буханку хлеба украл, чтобы с голоду не сдохнуть. Но когда врач продал все запасы донорской крови в больнице и ему не с чем операции делать – понять не могу… Нет, лучше с дедом Друзом на лавочке на солнышке греться.

Старый Друз сиял, как намасленный блин. Оказывается, во время отсутствия Абелина он провел давно задуманную войсковую операцию против пацюков. Операция прошла блестяще. Всем сельским пацанам было сказано: тот, кто принесет в дом старого Друза крысоловку, поставит, где укажут, а потом принесет пойманного пацюка, получит сразу десять рублей. Пацаны тянулись в дом Друза несколько дней, были даже и девчата. Крысоловки расставили по все углам подвала, а в объявленный день пришли их забирать, так как семейство Друза даже подходить к ним боялось. Друз лично принимал каждого пацюка, визжащего от злобы и страха, а взамен вручал десятку.

Прием боевых трофеев к приезду Абелина и Желвакова был закончен, и им только оставалось слушать хвастливые речи старика, гордого собственной смекалкой. Решив покурить на свежем воздухе рядом со счастливым от собственной хитрости стариком, Желваков бросил в стоявшую рядом бочку с дождевой водой горящую спичку.

И тут из бочки вдруг полыхнуло адским пламенем, и раздался отвратительный и страшный визг, от которого у всех заложило уши. Желваков заглянул в бочку. Увиденное так ужаснуло его, что он невольно пихнул ее от себя. Бочка свалилась набок, и из нее врассыпную бросились по всему двору взятые старым Друзом в полон пацюки, горящие адским огнем.

Оказалось, разрабатывая план операции, дед Друз, увлекшись планами поимки, совершенно забыл о финальной стадии – куда пойманных гадов девать. И когда пацаны понесли их одного за другим, не нашел ничего лучшего, как сказать, чтобы они бросали их в бочку с «отработкой» – отработанным машинным маслом, которым Друз обычно покрывал доски забора, чтобы не тратиться на краску. Отработка пропитывала доски до такой степени прочности, что их уже не брали ни дождь, ни снег. А когда Желваков бросил туда спичку, она, само собой, полыхнула!

Горящие пацюки трассирующими патронами разлетелись по двору и скрылись из глаз. Но несколько нырнули в летний курятник, сколоченный из реек и фанеры, и чуть ли не сразу в нем занялось-загудело веселое пламя. И тут же раздался отчаянный петушиный крик и испуганный клекот кур.

Дед Друз смотрел на происходящее с раскрытым ртом, не в силах вымолвить ни слова. Застыл и обалдевший от неожиданности происходящего майор Желваков с сигаретой в руке.

И лишь Егор Аверьянович Абелин героически бросился к курятнику. Он распахнул хлипкую дверь, и обжигающий ком горячего воздуха и искр ударил его в лицо, в грудь, опрокинул на землю. А потом над ним пронеслась орда уцелевших, но изрядно обгоревших и обезумевших от страха кур, после чего прямо на него рухнула горящая крыша курятника…

Отбросив ненужную уже сигарету, майор Желваков ринулся на выручку. Так как первое, что попалось ему на глаза, были ноги Егора Аверьяновича, он вцепился в них и одним могучим рывком выволок все тело Абелина из-под полыхающих обломков курятника.

Дед Друз закрыл глаза – ему показалось, что Егор Аверьянович не шевелится.

Когда он открыл их, ситуация уже радикально переменилась. Егор Аверьянович, которого майор Желваков пристроил под ближайшей яблоней, прислонив спиной к стволу, бессмысленно смотрел то на догоравший курятник, то на кур, которые, уже как ни в чем не бывало, кудахтали прямо у его ног.

– Ничего, Аверьяныч, вроде все цело, на лбу только ссадина, да волосы маленько обгорели, – успокаивал его Желваков. – Ну да мы в парикмахерскую тебя сводим, подровняем, будешь как новенький! У нас, знаешь, такая парикмахерша молоденькая! Как начнет возле тебя виться… И стрижка, и массаж в одном флаконе! А под халатиком у нее, считай, ничего нет… После такой стрижки мужики чуть ли не вприсядку идут!

– Прямо дым с коромыслом, – прохрипел дед Друз. – Было дело под Полтавой!

– Да, всем запендям запендя получилась, – согласился Желваков. – Кто на нашего пацюка руку поднимет, тому головы не сносить. Дело известное.

1998 г.

* * *

Со времен Конан-Дойла в детективных историях зачастую действуют двое напарников, воплощающих разные стороны сыщицкого таланта. В наших условиях такой тандем составляют обычно следователь и оперативный работник. Между ними могут быть разные, порой весьма сложные отношения, но именно вдвоем они способны добиться того, что не по силам даже талантливым одиночкам.

Автору довелось знать множество таких следователей и оперов. Из этих знаний и наблюдений и соткался дуэт, приключения которого предлагаются вашему вниманию….

* * *

Свое первое дело следователь обычно запоминает навсегда. У Максима Алексеевича Северина им стало расследование обстоятельств исчезновения десятилетнего мальчика Вити Милешина.

Вместе с ним делом занимался молодой опер Анатолий Братко. Они были ровесниками, но если Северин, в отличие от платоновского героя, который не был наделен особой чувствительностью и на гробе своей жены вареную колбасу резал, этой самой нервной чувствительностью был наделен в совершенно ненужных для работы в прокуратуре размерах, то Братко, наоборот, толстенной шкурой, необходимой для работы в органах, обладал от рождения. Как ерш чешуей и шипами. Он и внешне был, как колючий ершик – маленький, верткий, с детским светлым чубчиком, он все время куда-то мчался, ругался, всегда был готов с кем-нибудь сцепиться, а потом тут же выкинуть все происшедшее из головы. Все убийства, трупы, зверства, с которыми он сталкивался по долгу службы, Толик Братко воспринимал как кино. Такой занятный фильмец из нашей жизни. Тут слезы лить и переживать нечего. А уж ставить себя на место жертв, входить в их страдания – тем более, потому как вредно для дела.

Об этом он скоро и прямо Северину заявил, заметив, что тот все время представляет себя на месте жертв, входит в их положение и переживания. Одно дело в интересах следствия понять образ их мыслей и способ действий, а просто переживать их страхи, ужасы, отчаяние, тоску – излишество. Так и в психушку загреметь недолго, заботливо объяснил Братко. И еще сразу предупредил: задачи перед ним ставить надо четко и ясно. Его дело землю рыть, а не разные фантазерские версии выдвигать. Пока, усмехнулся он, а там видно будет. И видно было, что человек с такими способностями и отношением к жизни пойдет далеко.

За три года до того, как Северин с Братко занялись делом с изчезнувшим мальчиком, в милицию поступило заявление супругов Милешиных о пропаже ребенка. Родной отец Павел и мачеха Нина считали, что мальчик, видимо, сбежал из дому, взяв с собой все бывшие дома деньги. Нина Милешина даже подсказала, где искать мальчика – в Иркутске, там когда-то жила его родная мать, умершая через несколько лет после его рождения. Вроде бы там остались и какие-то ее родственники. Еще Милешины говорили, что у мальчика была неустойчивая психика, он и раньше надолго уходил из дома, но обычно скоро возвращался.