Женщина спустила ноги с кровати, собираясь встать, и тут почувствовала, как по ноге скользнуло что-то пушистое. Она замерла, вслушиваясь в тишину комнаты. Кроме этого случайного прикосновения, которое вполне могло ей почудиться, ничего не происходило. Свечи, освещающие комнату, чуть потрескивали и дрожали от слабых порывов ветра, залетающего в узкое окно. Было так тихо, что она слышала биение собственного сердца. Комда снова легла. Только теперь устроилась на самом краю кровати. Прошло много времени. Звезда, которая горела в узкой щели окна, медленно скользила по небосводу, пока не скрылась за стеной замка. Свечи тухли одна за другой. Казалось, женщина крепко спит. И тут послышались тихие звуки. Кто-то осторожно шел по полу, стараясь делать это бесшумно. Шаги раздавались с той стороны кровати, на которой спала женщина. Так продолжалось довольно долго. Осторожные шаги иногда стихали, сменяясь тихим сопением, а потом раздавались снова. Комда продолжала делать вид, что спит. Тот, кто крался, осмелел и потерял осторожность. Он подошел к женщине совсем близко, встал на цыпочки и осторожно заглянул ей в лицо. И в этот момент ее рука дернулась и схватила его. Синие глаза открылись, и он услышал:

— Привет, Дэнжерс. Что-то ты слишком долго шел. Я устала ждать тебя!

— Комда…

Она села, держа его прямо перед собой.

— А ты потяжелел. Вижу, предателей здесь неплохо кормят!

— Я не предатель!

— Это ты расскажи кому-нибудь другому. Я слишком хорошо тебя знаю!

— Ты не представляешь, что я пережил! Астарот, этот ужасный повелитель андрасов, хотел убить меня!

— Жаль, что он не сделал этого. Видимо, мне придется исправить эту ошибку!

Дэнжерс взвизгнул и замахал своими маленькими ручками, пытаясь освободиться. У него ничего не получилось. Женщина крепко держала его за шкурку. Его усилия привели лишь к тому, что он стал раскручиваться перед ней сначала в одну, а потом в другую сторону. Комда нахмурилась и сердито спросила:

— Что ты здесь делаешь? Шпионишь за мной?

— Ну что ты… Я пришел поговорить.

— Поэтому и крался?

— Я боялся, что ты неправильно поймешь меня. Впрочем, так и случилось… Но я не предатель. Клянусь, это правда!

Комда разжала руки, и Дэнжерс плюхнулся на кровать.

— Говори, что ты хотел сказать. Если ты будешь мне врать, я выкину тебя в окно.

Глаза на длинных антеннах с надеждой уставились ей в лицо. Она видела, что он не знает, с чего начать. Видимо, у маленького футурянина накопилось много новостей.

— Начни с того, почему Астарот решил тебя пощадить. Какую услугу ты ему оказал?

— Я не сделал ничего особенного, просто я признался, что открыл порт в этот мир.

Комда с сомнением приподняла бровь.

— Ну, еще то, что ты отправилась сюда следом за двумя вагкхами. Это особенно заинтересовало его.

Она кивнула:

— Это больше похоже на правду.

— Но я ни словом не обмолвился о том, кто ты такая. Астарот даже хотел убить меня. Генерал Саргатанас еле-еле упросил его оставить меня в живых… Ну, а что мне оставалось делать? Ты уснула. Я остался совсем один. Голодный и никому не нужный…

— Я сейчас расплачусь от жалости!

— А я даже плакать не мог…

Дэнжерс сидел на кровати, грустный и поникший. Даже его шерстка не пушилась как обычно. Его лапки теребили простыню, а глаза смотрели в сторону. Комда протянула руку и погладила его. Глаза Дэнжерса тут же поднялись и с надеждой посмотрели на женщину. Она протянула ему обе руки. Он замешкался, не веря, что такое возможно, а потом бросился вперед и прижался к ее груди. Она снова погладила футурянина. Дэнжерс, вздрагивая от удовольствия, торопливо зашептал:

— Я был у этого огромного вагкха. У твоего друга. Я принес ему еды, но он не смог есть. Он не может поднять руки.

— Я знаю. Это последствия пыток. Я так и не вылечила его…

— Я покормил его. Он даже сказал мне «спасибо»! Это правда! Поверь мне, Комда!

— Верю, верю. Ты не будешь врать, если это легко проверить.

Они просидели, обнявшись, еще несколько минут. Женщина продолжала гладить Дэнжерса. «Зеленый пушистик» так растрогался, ему было так приятно, что он даже стал мурлыкать, словно кошка. Голос женщины прозвучал неожиданно громко не только для Дэнжерса, но и для нее самой.

— Что-то мы слишком долго «гостим» в открытом тобою мире. Нам пора выбираться отсюда.

Дэнжерс тут же отозвался. Его голос звучал очень искренне:

— Я тоже так думаю.

— Вот и хорошо. Замечательно. Значит, я могу рассчитывать на тебя?

Футурянин насторожился, но назад пути у него не было, поэтому он сказал:

— Конечно…

Комда снова посадила Дэнжерса на кровать перед собой и заговорила:

— Тебе придется на время стать моим послом. Как ты понимаешь, это очень почетная миссия.

Дэнжерс важно засопел.

— Ты отправишься к Лиллит…

И тут вся важность слетела с него, как шелуха с ореха:

— К этой рыжей ведьме?!! Нет. Ни за что! И не уговаривай меня!

Комда сердито нахмурилась и сказала:

— Это что за крики? Немедленно прекрати вопить, и дослушай меня до конца. Ты отправишься к Лиллит и передашь ей мою просьбу о встрече. Если она будет отказываться, а вначале это вполне может произойти, скажешь, что дело очень важное и касается Астарота. Я знаю Лиллит. Она очень любопытна и твои слова сильно заинтересуют ее. Пусть она сама назначит место и время встречи. Там, где нас никто не сможет увидеть. Потом ты вернешься и расскажешь мне, что она тебе ответила. И поторопись, Дэнжерс. Мы должны встретиться с ней сегодня, до восхода солнца.

— А почему ты сама не отправишься к ней?

— Сам подумай. Все, Дэнжерс, иди. Времени у нас мало. Всего несколько часов.

Футурянин сполз на пол, бросил на Комду сердито-обиженный взгляд и направился к дверям. На пороге он тяжело вздохнул. Видимо, этот вздох должен был показать женщине, насколько жестоко с ее стороны отправлять его к Лиллит одного. Комда никак не отреагировала на его театральные страдания. Тогда он приоткрыл дверь и скрылся за нею.

Широко расставив ноги и сложив руки на груди, Лиллит стояла на самом краю утеса. В ночной тишине раздавался громкий рокот и удары, заканчивающиеся шипением. Это волны проникали вглубь скалы и, спустя мгновение, пеной вылетали из узких каменных щелей в ее основании. Лиллит погладила себя руками по плечам и снова замерла. Ей не было холодно, хотя так и могло показаться. Ненависть, которая бушевала у нее в груди, сожгла в своем пламени все остальные чувства. Она заполнила ее до краев, как гной заполняет нарыв.