Я отшатнулась, поскользнулась и ударилась головой о капот развалюхи. Послышался глухой стук. Я выпрямилась, отошла в сторону и увидела на капоте металлолома на колесах большую круглую вмятину. Похоже, железо, из которого собрали сей позор автомобильной промышленности, на самом деле картон. Но ведь до того, как я тюкнулась головой в капот, он был целым!

Горестно вздыхая, я вынула из сумочки блокнот и нацарапала на листке номер своего телефона, а под ним слова: «Простите, я случайно помяла головой вашу машину». Затем сунула записку под «дворник» и поспешила к своей «букашке».

– Лампа! Стойте! – заголосил Максимов.

– Извините, я очень спешу, – на ходу ответила я. – Ваш пони прекрасен, но лошадиные силы в моторе все же мощнее ног животного.

Родриго поравнялся со мной.

– Ну, пожалуйста! – простонал психолог. – Вы моя последняя надежда! Опрос… Диссертация… Госпожа Романова!

Я открыла малолитражку и с запозданием удивилась:

– Откуда вам известен мой домашний адрес?

Широкая улыбка озарила лицо Максимова.

– В Москве по данным паспортного стола есть всего лишь одна Евлампия. Вас очень легко найти.

Я юркнула за руль.

– Простите, совершенно нет времени на участие в опросе.

– Откройте окно, – зачастил ненормальный кучер, – я поскачу рядом, и мы займемся делом на ходу.

Я изо всех сил нажала на педаль газа и полетела вперед.

Ольга не пустила меня дальше прихожей.

– Наша семья не общалась с Юрием, – сердито сказала она. – Более того! Пока отец не заболел, ни я, ни Леня понятия не имели, что у нас есть брат.

– Вы готовились пойти в школу, когда Петр Юрьевич и Маргарита Леонидовна решили более не иметь дела с сыном Венькина от первого брака, – осторожно напомнила я, – до этого Юра часто посещал отца, некоторое время даже жил в вашей семье.

Девушка не стала спорить.

– Возможно. Но мы с Леней были маленькими, поэтому быстро забыли мерзавца.

Не предложив мне сесть, Ольга сама устроилась на стуле, который стоял у вешалки.

– Папа знал, что умирает. Он был сильным человеком, мужественным, ни разу не дал понять, что ему больно или страшно. Все время шутил, улыбался, говорил, что растопчет свой недуг. Но потом понял: подступает конец. Уходил он в полном сознании, дома. Попросил, чтобы его из клиники привезли в родную спальню, позвал нас, детей…

Венькина-младшая прикусила нижнюю губу.

– Судя по тому, что вы постоянно называете Юрия «мерзавцем», «подлецом», Петр Юрьевич сообщил вам о том, как погибла маленькая Алиса? – спросила я.

Собеседница кивнула.

– Мы знали, что у нас была младшая сестричка, но долгое время понятия не имели, отчего она скончалась. Все наше детство прошло под колпаком. Отец нанял охрану, которая сопровождала нас повсюду. Как я ненавидела мужиков в костюмах! Сколько раз пыталась от них улизнуть! Бесполезно. У меня не было веселых встреч с подружками, одноклассники никогда не звали меня в кино. Конечно, кому понравится сидеть в зале, когда в спину дышат парни в черных костюмах, у которых из ушей шнуры змеятся? Охрана следила за мной, ее все видели. Если мы с ребятами начинали ссориться, тут же возникали бодигарды и уводили меня. А еще мама велела им протирать любые предметы и поверхности, к которым потянутся дети, мирамистином. Завод по производству этого средства должен семье Венькиных орден выдать. Хлоргексидин тоже закупался цистернами. Если мы летели куда-то на отдых, мама опрыскивала сиденья в самолете из пульверизатора, обливала столики, подлокотники, туалет. Есть в лайнере категорически запрещалось, провизию тащили из дома. Когда некоторые люди жалуются, что их в детстве в мае месяце заставляли шапку и рейтузы натягивать, я только усмехаюсь, так и хочется им сказать: господа, ваши вещи не стерилизовали в особом автоклаве, стоявшем рядом со стиральной машиной.

– Маргарита Леонидовна опасалась, что старшие дети заболеют менингитом, – вздохнула я.

– В двенадцать лет я устроила офигительный скандал, – призналась Ольга. – Объявила голодовку, потребовала снятия охраны и прекращения ежеминутной дезинфекции. Вот только тогда папа отвел нас с Леней в свой кабинет, рассказал, от какой болезни умерла Алиса, и попросил: «Если любите маму, проявите терпение и снисходительность. Она до сих пор корит себя, что не смогла спасти Лисоньку. Понимаю, вам тяжело, мне тоже нелегко, но не устраивайте войну. Да, я могу убрать секьюрити, вылить весь мирамистин. Вы получите свободу. Но мать умрет от стресса».

Девушка замолчала.

– Сочувствую вам, – совершенно искренне сказала я. – Родилась поздним ребенком, моя мама панически боялась всяких болезней. Когда вы упомянули про рейтузы и шапку в мае, это было со мной. Но мое детство не сравнить с вашим, у меня была хоть какая-то свобода.

Ольга кивнула.

– Нам с Леней достался эксклюзивный вариант. Папа, объяснив, почему мама не расстается с дезинфекцией, обошел молчанием мой вопрос об охране, по какой причине нас стерегут лучше, чем Алмазный фонд, не объяснил. Правду он открыл только перед смертью. Мы были в шоке, пытались вспомнить Юрия и не могли. Ненависть к нему выросла вмиг. Ведь он тот, из-за кого мы лишились веселого детства, а отец оставил ему квартиру… Мы понятия не имели, что у отца было это жилье. Знали про дом в Подмосковье, виллу в Италии и дачу в Юрмале, ездили туда. Про апартаменты в центре города папа ни словом не обмолвился. Он тогда приказал: «Хоромы Юркины. Когда будут зачитывать завещание, сидите смирно. И не вздумайте его оспаривать. Хватит с вас того, что получите, продолжайте жить безбедно. Станете работать, как я, – приумножите капитал. Повторяю: мой подарок Юре не трогайте. Хотя, если и решите жилье отобрать, не получится из этой затеи ничего, я об этом позаботился. Но все равно поклянитесь, что не посягнете на его апартаменты. Вон икона висит, перед ней обещание дайте».

– Вы в курсе, почему Петр Юрьевич отдал квартиру старшему сыну? – осторожно спросила я.

Оля скорчила гримасу.

– Догадаться о причине легко. Когда отцу поставили нехороший диагноз, он начал в церковь ходить. Никогда прежде не молился, а тут стал службу посещать, посты держать, исповедовался, причащался. Нас он в храм на веревке не тащил, за что ему спасибо. Не верю я в доброго боженьку на облаках. К нам в дом постоянно священники приходили, монахи, папа немалые деньги жертвовал на храмы. Думаю, отец Александр посоветовал своему верному прихожанину со старшим сыном помириться. Все просто.

– Ну да, – пробормотала я. – Ольга Петровна, позовите все же Маргариту Леонидовну.

– Нельзя быть по-хамски настырной, – неожиданно разозлилась девушка, вскакивая с места, – мама ни с кем не общается. И ее нет. Она в Италии живет.

И вдруг…

– Помогите! – отчаянно закричал женский голос откуда-то из недр квартиры. – Помогите! Спасите!